Сам Чехов считал "Чайку" комедией, и Шерман отнесся к его мнению со всей серьезностью: в постановке много комического, зал часто смеялся. Но, как и в классических постановках, комические эпизоды приобретают драматическое завершение, а режиссер, верный Чехову в создании "гиперреалистического" эффекта, изображая, как люди, едят, пьют, загорают и занимаются сексом (ну, мы все же в 2021, помните?), извлекает символы и метафизическое именно из таких действий и именно с их помощью раскрывает тончайшие оттенки эмоций. В этом смысле — у Шермана получилась совершенно чеховская постановка.

"Чайка" молодого израильского режисера Яира Шермана — самая неоднозначная постановка театра "Гешер" на моей памяти. Как в случае с первой постановкой самой известной пьесы Чехова, мнения по поводу интерпретации Шермана разделились. Я бы даже сказала, они диаметрально противоположные — одним очень понравилось, а другим "какой ужас и что они сделали с Чеховым".

Я сразу скажу, что принадлежу к первым. А еще — что я по профессии отнюдь не театральный критик, далеко не всегда понимаю театр и в состоянии сформулировать лишь совершенно дилетантские суждения, возникшие в моей голове после спектакля. Впрочем, осмелюсь утверждать, что спектакль, который вызывает так много откликов, мыслей, эмоций, — по определению не может быть плохим. Плохой театр, на мой взгляд, это когда ты зашел, посидел, посмотрел, через два часа вышел и не знаешь, что сказать, — ни уму, ни сердцу. Так вот про "Чайку" Шермана все говорят, и немало — что уже отлично.

Первое, что бросается в глаза, — это что речь не идет о классической постановке. Ни в декорациях, ни в костюмах, ни в игре, ни в приемах режиссуры. И здесь мне очень важно отметить одну вещь. "Чайка" стала переломным, революционным произведением не только в творчестве Чехова, но и в мировой драматургии. Она перекликалась с многими модернистскими тенденциями, с декадентством, с символизмом. Внешне реалистическую пьесу Чехов построил очень необычным для 19 века способом: в ней отсутствует понятная сценическая интрига, что противоречит всем законам жанра на тот момент. Поэтому последнее, что "соответствует духу Чехова", это консервативная постановка с классическими костюмами, закостеневшая где-то там, в 1895 году. Режиссеру, который ставит Чехова сегодня, следует задаться вопросом, а как бы Чехов написал "Чайку" в 2021 году? Шерман этим вопросом задался и получил на него очень интересные ответы.

Второе яркое впечатление от постановки — это текст пьесы. В переводе главного драматурга Гешера Рои Хена, "Чайка" сначала была издана на иврите — книга вышла примерно за неделю или две до премьеры. Я прочла перевод Хена и была несколько обескуражена — во многих местах он изначально выбрал использовать совершенно современный, простой, я бы сказала, даже "низкий" иврит. За исключением цитат Шекспира и Мопассана, текст "Чайки" в переводе Хена может понять и школьник (или, скажем, Мири Регев). Понятно, что речь идет именно о сознательном ходе переводчика. Мне стало очень любопытно, как это будет звучать со сцены — особенно с сильным русским акцентом, скажем, Саши Демидова, который играет в спектакле роль врача Евгения Дорна. Так вот — звучит очень органично. Кстати, Хен, а также редакторы и издатели перевода, выбрали называть каждого персонажа лишь одним именем, прозвищем или фамилией, поэтому израильтяне, сидевшие со мной рядом на спектакле, возможно, будут не в курсе, что "Константин Треплев" это "Костя" из "Чайки". Выбор спорный, но интересный и совершенно продуманный.

Надо сказать, что в пьесе — и это одно из ее основных новшеств тогда, в 1895, — основные события происходят за сценой, и о них сообщается "между делом". На сцене же совершаются рутинные бытовые действия, ведутся незначительные разговоры о посторонних вещах, цитируются какие-то непонятные сценические тексты, а подлинный смысл диалога часто содержится в подтексте. Отношения героев очень сложны и тонки (особенно отношения Аркадиной, которую просто блестяще играет израильская актриса Эфрат Бен-Цур, с мужчинами в ее жизни: братом, сыном, любовником) и постоянно раскрываются с новой стороны. Зритель убеждается снова и снова, как каждый из героев — у Чехова, и еще больше в интерпретации режиссера "Гешера" — увяз в детской эгоистичности, в требованиях любви настолько, что уже неспособен на настоящую любовь. Мотивация поступков героев не проговаривается — и потому они кажутся неожиданными, а когда она проговаривается, все запутывается еще больше. Здесь, кстати, используется невероятно талантливая находка режиссера, с которой финальный диалог Нины и Треплева — не буду объяснять подробней, чтобы не портить впечатление тем, кто еще не смотрел — наиболее логичным образом ведет к трагической развязке.

Сам Чехов считал "Чайку" комедией, и Шерман отнесся к его мнению со всей серьезностью — в постановке много комического, зал часто смеялся, думаю, Антон Павлович был бы доволен. Иногда этот гротеск не смешон, а ужасен: в финальной, самой драматичной сцене у всех персонажей, кроме Кости, на головах клоунские колпаки, которые в Израиле используют на детских днях рождения.

Как и в классических постановках, комические эпизоды здесь приобретают драматическое завершение, а режиссер, верный Чехову в создании "гиперреалистического" эффекта, изображая, как люди едят, играют в лото, загорают и занимаются сексом (ну, мы все же в 2021, помните?), извлекает символы и метафизическое именно из таких действий и именно с их помощью раскрывает тончайшие оттенки эмоций, невидимые грани человеческой натуры. В этом смысле — у Шермана получилась совершенно чеховская постановка. Что касается секса на сцене, он абсолютно органичен и в тему, и даже объясняет многое из непонятной иногда мотивации персонажей (почему Тригорин, влюбленный в Нину, не бросает Ирину? Ну, вот потому…).

Шерман довольно-таки вольно обошелся со строением пьесы: он поделил 4 действия на две части, между которым антракт, но не взял 2 действия и потом еще 2. Первые три действия объединены в единое повествование, а четвертое стоит обособленно — прошло два года, многое в жизни героев изменилось… Но изменилось ли? Персонажи Чехова борются не только за свою любовь — а точнее, за то, чтобы их любили. Они борются за возможность творческой реализации, и в этом они не только интересны, но и смешны, и глупы, и понятны нам.

Знакома вам израильская песня "Каждый хочет быть актером"? А то, что школьники сегодня мечтают стать инстаграмерами, ютьюберами или просто "кем-нибудь популярным"?  Если отстраниться немного от любовных коллизий, "Чайка" — это пьеса о второсортных писателях (ютьюберах, инстаграмерах и так далее) и провинциальных слабых актрисах, или же — о хороших писателях и знаменитых актрисах, которые ежеминутно дрожат за свой статус, популярность, мнение публики. Даже те герои, что не имеют амбиций творческих людей на данный момент, признаются, что в молодости хотели писать… Юная Нина (Джой Ригер), которая хорошо играет плохую актрису, — это парадокс Чехова, который Шерман не только понял, но и учел в процессе кастинга, а Аркадина настолько намеренно фальшива, настолько агрессивна в своих отношениях с окружающими, насколько и вызывает сочувствие к трагедии старения и увядания той, что всю жизнь провела "на игле" восхищения публики и любовников.

Главный вопрос искусства сегодня, в век экранов, смартфонов и тик-тока — это как сделать классику актуальной, понятной нынешней публике, особенно молодежи, при этом не поступившись качеством. Я считаю, Шерману это удалось.

Источник: "РеЛевант"