Мы гуляем по Риге, друзья показывают нам величественные церкви, уютные ресторанчики, художественные галереи и музеи, скрытые среди узких улочек "старого" города. Мы периодически останавливаемся, чтобы что-нибудь выпить и что-то вкусное съесть ("чуть-чуть", "одно пирожное на двоих", "мы так много гуляем, что сжигаем все съеденные калории", "вернёмся домой — сядем на диету"). Я смотрю, слушаю и пытаюсь себе представить, как всё это выглядело при Советской, царство ей небесное, власти. Включаю воображение, но картинка не складывается. Довлатов как-то сказал, что Советская власть в Грузии так же неестественна, как танки во фруктовом саду. Перефразируя Сергея Донатовича: Советская власть в Латвии (да, пожалуй, во всех странах Балтии) неестественна, как, скажем, георгиевская ленточка на Домском соборе.

Латыши (или "латвийцы"?) относятся к советскому периоду как к досадному недоразумению в истории своей страны. Как говорила одна мудрая белорусская женщина, пережившая "Освободительный поход" Красной армии (в результате этого "похода" Советский Союз в 1939-м году присоединил, или, проще говоря, захватил Западную Белоруссию и Западную Украину): "Коммунисты протянули нам руку помощи... Да отсохнет эта рука".

Пытаясь взглянуть на Ригу глазами русского солдата образца 1940-го года и отгоняя аналогию с русским солдатом образца 2022-го года, вспоминаю одну из любимых баек моего деда.

Осень 1939 года. Местечко под Гродно. В лавку к пожилому еврею заходит русский солдат-"освободитель" — голодный, замёрзший, в грязных обмотках, стоптанных ботинках и в шинели не по размеру. Несчастный холоп крепостного войска, посланный коммунистическими боярами на ненужную и несправедливую войну (я говорю сейчас про 1939-й год), скорее всего, потерявший землю, дом, корову и всё имущество во время Коллективизации, вероятно похоронивший большую часть семьи во время одного из устроенных большевиками Голодоморов, с изумлением рассматривает незнакомый ассортимент. Он указывает заскорузлым пальцем на диковинные товары и продукты и спрашивает: "А ента шо? А ента как называется? А ента с чем едят?". Жена лавочника терпеливо на ломаном русском языке разъясняет "освободителю"  предназначение заинтересовавших его вещей. Лавочник шепчет жене на идиш: "Давай я подменю тебя за прилавком, а ты спрячься где-нибудь. Не ровен час — он и тебя купит". Жену лавочника звали Ента...

Источник: Facebook