75 лет тому назад, 14 августа 1949 г., первым полетом новая авиакомпания "Эль-Аль" доставила из Австрии в Иерусалим останки Герцля.

Перед смертью Герцль просил похоронить его рядом с отцом в Вене, где его останки должны находиться до того времени, пока его народ не обретет свое государство.

В 1949 году, когда независимому Израилю исполнился всего один год, останки Герцля были перезахоронены в Иерусалиме на вершине холма его имени.

Памяти Герцеля

(Владимир Жаботинский)

Он не угас, как древле Моисей,

на берегу земли обетованной:

он не довел до родины желанной

её вдали тоскующих детей:

он сжег себя и отдал жизнь святыне

и не забыл тебя, Иерусалим. —

но не дошёл и пал ещё в пустыне,

и в лучший день родимой Палестине

мы только прах трибуна предадим.

И понял я загадку странных слов,

поведанных в Агаде Бен-Барханой, —

что погребён пустынею песчаной

не только род трусливых беглецов,

ничтожный род, рабы, в чей дух и спины

вожгла клеймо египетская плеть, —

но, кроме них, среди немой равнины

в сухом песке зарыты исполины,

их сердце — сталь, и тело их — как медь.

Да, понял я сказанье мудреца:

весь мир костями нашими усеяв,

не сорок лет, а сорок юбилеев

блуждаем мы в пустыне без конца:

и не раба, вскормленного бичами,

зарыли мы в сухой чужой земле:

то был титан с гранитными плечами,

то был орёл с орлиными очами,

с орлиною печалью на челе.

И был он горл и мощен и высок,

и зов его гремел, как звон металла,

и прогремел: во что бы то ни стало! —

И нас повёл вперёд и на восток,

и дивно пел о жизни, полной света,

в ином краю, свободном и своём,

и днём конца был день его расцвета.

и грянул гром, и песня не допета —

но за него мы песню допоём!

Пусть мы сгниём под муками ярма

и вихрь умчит клочки священной Торы:

пусть сыновья уйдут в ночные воры

и дочери в позорные дома,

и в мерзости наставниками людям

да станем мы в тот чёрный день и час,

когда тебя и песнь твою забудем

и посрамим погибшего за нас.

Твой голос был, как манна с облаков,

и без него томит нас скорбь и голод:

из рук твоих упал могучий молот,

но грянем мы в сто тысяч молотков,

и стихнет скорбь от их живого гула,

и голод наш умрёт среди разгула

и пиршества работы напролом.

Мы прогрызём утёсы на дороге,

мы проползём, где нам изменят ноги,

но, chaj ha Schem! — мы песню допоём.

Так в оны дни отец наш Израил

свой стан привёл к родимому порогу,

и преградил сам Бог ему дорогу

и бился с ним, но Иаков победил.

Грозою нас, как листья, разметало,

но мы твои потомки, богобор, —

мы победим во что бы то ни стало.

Пусть Божий меч на страже перевала,

но мы пройдём ему наперекор.

Спи, наш орёл, наш царственный трибун.

Настанет день — услышишь гул похода,

и скрип телег, и гром шагов народа,

и шум знамён, и звон весёлых струн.

И в этот день от Дана до Бер-Шевы

благословит спасителя народ,

и запоют свободные напевы,

и поведут в Сионе наши девы

перед твоей гробницей хоровод.

Водить хороводы пред его гробницей, - нет, не водила. Но каждый раз, поднимаясь на Гору его имени, и стоя у его могильного камня, вспоминала одно и тоже.

Как приехав в Париж в качестве ассимилированного либерального еврея, аккредитированного журналиста влиятельной венской газеты, он, став свидетелем зоологического антисемитизма политической и военной элиты Франции, несколько поменял свои взгляды на собственное еврейство, и на судьбу евреев Европы. 

Но истинно драматический поворот во взглядах Герцля произошёл в 1894 году под влиянием дела Дрейфуса. Толпы одичавших парижан, изрыгавших на парижских улицах "Смерть евреям!" безоговорочно убедили его в том, что "еврейский вопрос" может быть решен одним единственным образом: созданием собственного независимого еврейского государства.

Среди всеобщего антисемитского разгула особенно ужасающими показались Герцлю крики "Смерть Золя!". Эта коллективная ненависть, вызванная статьей Эмиля Золя в защиту Дрейфуса, вынудила его, писателя, еще недавно столь боготворимого всей нацией, бежать в Англию. Что же ожидало тех, за кого он вступился... Если это возможно в республиканской Франции, культурной столице Европы, через сто лет после Великой Французской революции, начертавшей на своих знаменах: "Свобода. Равенство. Братство", значит это возможно везде.

Как декабристы разбудили Герцена, так и "дело Дрейфуса" заставило окончательно прозреть Теодора Герцля. Его наивная вера, что с развитием прогресса антисемитизм будет постепенно исчезать в сердцах народных масс сердца масс, — вера эта испарилась, как не было.

Именно преследование Золя его озверевшими компатриотами и сыграло последнюю и решающую роль в том, чтобы Герцль стал основоположником движения сионизма, а, потом, и организатором и участником Первого Международного и последующих Сионистских Конгрессов. Ну, а закончилось это созданием Израиля, и перенесением на Гору Герцля его священного для евреев всего мира праха. 

Всего 50 лет прошло от первой пульсации этой идеи в голове Теодора Герцля, до воссоздания в Палестине Еврейского Государства.

Вот так причудливо тасуется колода...

Да, нет, какая там к черту колода... Понятно, что без вмешательства Того, Кто привел когда-то евреев в Землю Обетованную, этот фантастический проект никогда не мог бы осуществиться.

Но тем, кто борется с сегодняшним Израилем, в Иране ли, в Европе, в Америке, этот столь очевидный концепт недоступен. Тем хуже для них.
Из всех представителей необъятного Gentile World именно Марк Твен разобрался с этим вопросом лучше других. Не задумываясь о чудодейственных причинах бессмертия евреев, он, по-меньшей мере, с воодушевлением признает поразительный конечный результат:

Поэтому закончим выводом, к которому когда-то пришел Марк Твен:

"Они, евреи, во все времена - в схватке, в сражении с целым миром, и в этой схватке они могут надеяться только на себя, так как никто их не поддержит. И они сражаются не на жизнь, а на смерть, и их можно простить, какие бы средства в этой борьбе они ни использовали. Египтяне, вавилоняне, персы создавали мировые державы, всей планете торжественно и шумно заявляли о своем могуществе, затем таяли, словно дым, и умирали; греки и римляне наследовали их громкую славу и тоже ушли в небытие; другие народы возникали, на время высоко поднимали пылающий свой факел, но он сгорал, оставляя лишь искорки, а подчас и они сгорали. Евреи видели их всех, и сейчас они такие же, какими были всегда: на протяжении веков не знающие упадка или немощи; никогда, так же, как и теперь, не ослаблялось их влияние, их роль в жизни народов, среди которых жили они, не убывала их энергия, мобильность и острота ума

Все в мире смертно, но не евреи".

Источник: Llivejournal