Михаилу Швейцеру нынче исполнилось бы сто лет.

Поразительно, как многое сделано для советского кинематографа лицами с ущербной “пятой графой”. Особое место среди них занял Михаил Абрамович Швейцер.

 

Сын идейных родителей

Его младшая сестра Виктория вспоминала: “Родители наши были убежденные коммунисты. Мама – член партии большевиков с дореволюционным стажем, суровая и сдержанная. Работала в подполье на Украине, была чуть ли не председателем ревкома в Полтаве... Она у нас была мозговой центр, совесть... А папа – человек исключительно легкомысленный и замечательный, веселый и обаятельный авантюрист, невероятно смелый. Он не мог пройти по улице, не вмешавшись, если кого-нибудь обижали, даже когда был уже стариком”. В начале Первой мировой войны Абрам Швейцер ушел добровольцем на фронт, дослужился до унтер-офицера и стал полным Георгиевским кавалером. В 1918 г. попал в плен к австрийцам, бежал из лагеря и вернулся в родной Харьков. Был артистом-самоучкой и на гастролях в Грайвороне встретил гимназистку, втянувшую любимого в революцию и Гражданскую войну.

При отступлении красных Абрам в эшелоне увез беременную жену в Пермь, где 16 февраля 1920 г. у них родился сын, которого нарекли именем пророка Моисея. В годы военного коммунизма, чтобы спасти ребенка от истощения, молодому отцу приходилось на коне с маузером ездить в село за козьим молоком. Семья вернулась в Харьков, Абрам Швейцер на партучет не встал и автоматически выбыл из рядов ВКП(б), что в 1937-м при аресте спасло беспартийного артиста от расстрела как врага народа. Весной 1925-го Мишу переправили поездом в Москву к папиным сестрам, а следом туда же переехала вся семья. Отец продолжал служить в театре и часто гастролировал, мать усердно трудилась на ответственных постах.

А их мальчик учился в школе из рук вон плохо и разгуливал с финкой в кармане. Однажды в пятом классе он целый месяц тайком прогуливал уроки и помогал дворникам разгребать снег, чтобы заработать на посещение кинотеатра. Из школы подростка исключили, а отец задал ему трепку. Вместе с тем скандальность как-то уживалась у Миши с любовью к искусству: он ходил на похороны Маяковского и на дискуссию о Пушкине в Союзе писателей. Но когда Михаила перевели в восьмой класс школы рядом с Домом кино, в нем произошла метаморфоза: в жизни у него появилась цель, он стал хорошо заниматься и успешно окончил десятилетку. Между прочим, в одном классе с ним учился Андрей Сахаров, но у будущих светил науки и кино были слишком разные наклонности, и они не сдружились. В 1939-м, когда отец все еще сидел в тюрьме, Швейцер решил поступать в Институт философии, литературы и истории, но там ему поставили единицу за сочинение. И тогда он подал документы на зимний прием во Всесоюзный госинститут кинематографии.

 

Тугие узлы

Швейцер начал учиться на режиссерском факультете в мастерской знаменитого режиссера, сценариста и теоретика кино Сергея Эйзенштейна. Профессор особо выделил незаурядного студента, приглашал его к себе домой, приобщал к художественной литературе и изобразительному искусству, учил принципам создания фильма, композиции, монтажа, внутренних диалогов. И убеждал: “Есть единая технология воздействия искусства на человека – через эмоции к сознанию, разуму и воле”. Студент боготворил мэтра и впоследствии с гордостью признавал: “Я – ученик Эйзенштейна и хорошо помню его эстетические заветы”.

Когда началась война с фашистами, Михаила отправили на трудовой фронт, затем с группой студентов он без нужных документов сумел добраться до Алма-Аты, куда был эвакуирован его институт. В 1943 г. под руководством Эйзенштейна Швейцер защитил диплом по Льву Толстому. Работал ассистентом на Центральной киностудии, объединившей “Мосфильм” и “Ленфильм” с местной “Союзкинохроникой”. А через год вернулся в Москву и стал помрежем у Михаила Ромма на съемках фильма “Человек № 217” по сценарию Евгения Габриловича. Картина была отмечена Сталинской премией и международной премией в Каннах.

Собственный тернистый путь к славе начался для Швейцера в 1949-м с черно-белого фильма о девушке, приехавшей из деревни в город, чтобы выучиться на машиниста. “Картина „Путь славы“ – неполноценная, хотя и основанная на реальной женской судьбе, так сказать, „уродливое дитя““, как вспоминал позже Михаил.

После этого не слишком удачного эксперимента Швейцера в разгар “борьбы с космополитизмом” уволили “по сокращению штатов” с “Мосфильма” вместе с большой группой евреев. К тому времени Михаил уже был женат, имел ребенка и бедствовал, подрабатывая по случаю, а молодых супругов подкармливали родители. Ромм помог ему устроиться на Свердловской киностудии режиссером документальных, научно-популярных и учебных фильмов. А после смерти Сталина Владимир Венгеров предложил другу студенческих лет Михаилу Швейцеру стать сорежиссером в приключенческой картине “Кортик”, создаваемой на “Ленфильме” по повести их общего приятеля Анатолия Рыбакова. Благодаря остроте сюжета, талантливой постановке и игре юных исполнителей фильм получил большой успех в прокате.

Затем Швейцер снял там же полнометражную киноленту “Чужая родня” (1955) по мотивам повести В. Тендрякова “Не ко двору”. В ее основе лежал социально-психологический конфликт механизатора Федора (Николай Рыбников) с родителями его жены Стеши, ярыми противниками колхозной жизни. Молодая женщина (Нонна Мордюкова) мечется между ними и любимым, а в финале уходит из родного дома с мужем. Фильм получил одобрение партийных идеологов, и директор “Мосфильма” И. Пырьев, признав вину своего ведомства перед Швейцером, пригласил его вернуться на студию.

Интерес Михаила Абрамовича к человеческим судьбам в ситуации сложного морального выбора проявился в период “оттепели” и в другом фильме о советской деревне – “Тугой узел” (1956) по книге того же правдолюба Тендрякова. Режиссер с жаром взялся за тему ломки старых устоев и возникающих при этом “тугих узлов”: конфликтов хозяйственников и партийных органов, старых и молодых кадров, моральной деградации руководителей. Юного борца за справедливость сыграл дебютант Олег Табаков. Картина могла бы стать новым словом в советском кино, но ее первый вариант подвергся разгрому за “идейно порочную трактовку роли партии в колхозном строительстве” и “искажение образов советских людей”. После пасторальной идиллии “Кубанских казаков” фильм неуместно выглядел слишком драматичным. Фурцева заявила: “Швейцер выбросил на ветер миллионы советских денег”. Пришлось ради спасения ленты внести в сценарий поправки, усилившие его мажорную тональность. “Фильм был варварски перемонтирован и выпущен под идиотским названием „Саша входит в жизнь“, что навсегда отбило у Швейцера охоту делать острое социальное кино”, – писал позже киновед А. Плахов. Только спустя 33 года крамольная картина была восстановлена и вышла на экран в первоначальном виде. В жизни режиссера часто встречались сложные переплетения обстоятельств, которые нельзя было разрубить, как гордиев узел.

 

“Художник поет свою песню”

В картине “Мичман Панин” (1960), снятой по сценарию Семена Лунгина и Ильи Нусинова, Швейцеру удалось избежать осложнений благодаря выигрышной тематике. Речь в ней шла о том, как в 1912 г. моряки-балтийцы во главе с механиком крейсера, смелым и решительным Паниным (его сыграл Вячеслав Тихонов), помогли бежать за границу революционерам, приговоренным к смертной казни. На суде мичман эффектно разыграл гротескную историю своих любовных похождений при увольнении на берег во французском порту и был оправдан. Швейцер превратил героическую эпопею в эксцентричный фильм, предоставив свободу импровизации как опытным актерам (боцман – И. Переверзев, организатор побега – М. Глузский), так и начинающим (матрос – Л. Куравлев). Фильм стал лидером годового проката, выдвинув автора в авангард советских кинорежиссеров.

В драме М. Швейцера “Время, вперед!” (1966) по роману В. Катаева один день громадной стройки отражал панораму жизни всей страны в первой пятилетке. На поздние упреки “А где же ужасы сталинизма?” автор ответил: “Я снимал кино о другом”. Да, Магнитку строили тысячи заключенных, но не только они. Множество энтузиастов пытались ударным трудом приблизить “светлое будущее”. В отличие от производственных фильмов, в которых безликие труженики растворялись в коллективе, у Швейцера каждый персонаж глубоко индивидуален: руководитель участка Давид Маргулиес (С. Юрский) вопреки начальству одобряет порыв рабочих побить мировой рекорд замеса бетона; руководитель стройки Налбандов (Е. Копелян) страхуется от риска снижения качества продукции; редактор стенгазеты Шурочка (И. Гулая) вдохновляет коллектив плакатом из Маяковского: “Шагай, страна, быстрей, моя, коммуна у ворот! Вперед, время! Время, вперед!” Преодолевая трудности под мажорную музыку Г. Свиридова, смена рапортует о победе. При этом происходит намеренное смешение пафоса и документальности, романтики и скепсиса.

Затем М. Швейцер снял трагикомедию по роману И. Ильфа и Е. Петрова “Золотой теленок” (1968) – свою самую удачную экранизацию советской литературы. Все ждали легкой комедии, а фильм получился сатирический, отчасти диссидентский, вскрывавший неправедность системы, которая губит такие неординарные личности, как Остап Бендер. Главный герой, выдающий себя за сына лейтенанта Шмидта, в исполнении Сергея Юрского выступает как авантюрист, который изворачивается в самых сложных ситуациях. Бездарный самозванец и мелкий жулик Шура Балаганов (Л. Куравлев) не в силах конкурировать с “молочным братом”. Проходимца Паниковского, третьего “сынка лейтенанта”, непревзойденно сыграл Зиновий Гердт. Троицу объединяет жажда заполучить богатство подпольного миллионера Корейко (Евгений Евстигнеев). После провала попытки сбежать за границу “великий комбинатор” философски заключает: “Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы”. Казенные критики встретили фильм неоднозначно, цензура вырезала в нем “сомнительные” эпизоды. И все же он принес режиссеру всенародную славу.

А в 1975 г. Швейцер снял по сценарию Л. Леонова двухсерийный цветной фильм-памфлет “Бегство мистера Мак-Кинли”, отмеченный Госпремией. Не признавая самоповторов, режиссер на этот раз прибег к жанру социальной антиутопии без исходной идеологической предвзятости. Его герой (Донатас Банионис) – мелкий американский клерк, который, сбегая от себя и современности, впадает в анабиоз и просыпается через 250 лет в мире, выжженном войнами. В финале выясняется, что то был лишь кошмарный сон, из которого Мак-Кинли возвращается обновленным, освободившмся от прежних комплексов. К участию в фильме режиссер привлек Бориса Бабочкина, Жанну Болотову, Аллу Демидову, Игоря Квашу, Ангелину Степанову. Музыку написал Исаак Шварц, а Владимир Высоцкий исполнил свои песни. “Для автора эта картина была также бегством от маразма советской системы”, – заметил киновед.

Пожалуй, наиболее полно талант Михаила Швейцера раскрылся при экранизации русских классиков, прежде всего – любимого Льва Толстого. По сценарию, написанному вместе с Евгением Габриловичем, режиссер поставил фильм “Воскресение”, бережно сохранив содержание и дух романа. Для него важно было не просто показать зрителю тривиальную историю невинной девушки, совращенной аристократом и обвиненной в убийстве клиента дома терпимости, в который она попала, а раскрыть ханжество общества, деморализующего “верхи” и “низы”. Режиссер помог Евгению Матвееву точно сыграть князя Нехлюдова, в юности – честного альтруиста, в зрелости – циничного эгоиста и гедониста, прозревшего лишь в качестве присяжного заседателя, когда в осужденной он узнал ту, судьбу которой искалечил. А Тамара Сёмина, избранная режиссером на роль Катюши Масловой, сумела убедительно перевоплотиться из простой девчушки в развратную женщину, потрясенную несправедливостью приговора и морально воскресшую к новой жизни. В 1965-м за достижения в области советского кино Швейцеру было присвоено звание “Заслуженный деятель искусств РСФСР”.

Двадцать лет спустя художник вновь обратился к Толстому, cняв в этико-психологическом ключе его “Крейцерову сонату”. Два с половиной часа фильм, несмотря на длинные монологи центрального персонажа, держит зрителей в напряжении благодаря замечательной режиссуре, игре Олега Янковского и искусству оператора Михаила Аграновича. Исповедь Позднышева случайному попутчику позволила автору в бытовой трагедии мужа, убившего изменницу-жену, усмотреть вечные проблемы любви и брака, ревности и верности, низменного и высокого в человеке. Картина, в которой сверкнуло созвездие мастеров (А. Трофимов, А. Демидова, Л. Федосеева-Шукшина, М. Глузский), заслуженно отмечена Госпремией.

Кроме того Швейцер инсценировал новеллы А. Чехова в фильмах “Карусель” и “Смешные люди” (1970, 1977). В трехсерийной ленте “Маленькие трагедии” (1979) он представил свое художественное видение ряда произведений А. Пушкина. А в 1984 г. снял пятисерийный фильм “Мертвые души” по Н. Гоголю. Во всех случаях Швейцер приглашал лучших актеров и глубоко вникал в тексты классиков, сохраняя сугубо личную интерпретацию каждого эпизода в авнгардных формах перформанса. Он говорил: “Я стараюсь читать Пушкина не столько во вчерашем дне, сколько думая и понимая его в дне сегодняшнем”. В полной мере это характерно для его отношения ко всем классикам русской литературы.

Как-то Михаил Абрамович признался: “Истинный художник не может следовать за переменчивыми вкусами. Он поет свою песню. Вместе с фильмом режиссер производит огромную работу над самим собой. Когда картину закончил, оказывается, она сделана для того, чтобы себя самого научить, поддержать, укрепить. Потом уже она уйдет к людям и будет делать свою работу”. Такой позиции режиссер придерживался и в последних лентах, выпущенных на экран с немалыми трудностями. Фильм “Как живете, караси?” (1991), созданный им в фарсовом стиле по сценарию Евгения Козловского и Софьи Милькиной, рассказывает о повальном доносительстве при Советах, потугах бывших гэбистов ради стяжательства шантажировать стукачей, о зарождении демократии и разгуле преступности в новые времена. Название и сюжет отсылают к песне Александра Галича “Желание славы”. В картине широко использован обратный кадр, возвращающий зрителя к событиям прошлого. Напоследок Михаил Швейцер снял фильм “Послушай, Феллини!” (1993), ставший бенефисом Людмилы Гурченко, которая сыграла актрису, рассказывающую портрету итальянца о личной жизни и неустроенности общества, демонстрируя свое незаурядное, но, увы, невостребованное дарование.

 

“Самое главное – любовь”

Это всеобъемлющее чувство художник трактовал как эмоционально-нравственное отношение к ближним и дальним, к человеку и его духовным ценностям, в том числе – к литературе и искусству. “Нет ничего дороже, чем человек… – утверждал он. – Самое главное – это взаимоотношения людей, это любовь”. Съемка фильма была для него не самоцелью, а способом достучаться до ума и сердца зрителя. “Мысль и цель художника, в конечном счете, – соображать для зрителей нечто важное и нужное о жизни, о человечестве”, – говорил режиссер. За свою долгую кинематографическую жизнь Михаил Швейцер не сделал ни одной картины, которую можно было бы назвать партийной. Конечно, ему приходилось идти на уступки чиновникам от искусства, но в меру сил режиссер оставался принципиальным в реализации основного замысла, отстаивал свое право подбора актеров.

О себе и эпохе тоталитаризма он рассказывал: “То время – это и есть я сам, тот, кто возрос в прошедшую эпоху... Было плохо, хорошо, талантливо, бездарно, ужасно. Я – плод этого времени”. Бывали у него картины, которые долго мариновали, травмируя их создателя. “Для настоящего художника самое важное – сделать свою картину, выразиться, осуществиться. Хорошо, если она тут же подхватывается людьми, смотрится, обсуждается, но, бывало, картину клали на полку или задерживали на долгие годы”. Были и нереализованные задумки, например о трагедии Маяковского. В перестроечные и постсоветские годы признанному классику трудно было вписаться в ситуацию. Начатые работы из-за отсутствия денег остались незавершенными, а представленные на конкурс не были отмечены. При Горбачеве режиссер получил “под занавес” звание народного артиста СССР, а при Ельцине – два не очень-то престижных ордена, утешительные призы фестиваля “Кинотавр”, “Золотой Овен” и “Ника”. Виктория вспоминает: “Брат сумел прожить старость достойно, продолжая скромно работать, не участвуя ни в каких громких общественных кампаниях. Он мог себе позволить не быть тщеславным”.

А еще была у Швейцера большая пожизненная любовь к прекрасной женщине – верной подруге и надежной соратнице. С Софией Милькиной он познакомился в 1944-м на “Мосфильме”, где она работала ассистентом режиссера, одновременно занимаясь во ВГИКе у Ромма. А до этого училась в Гнесинке, потом в театральной студии В. Плучека. Через год Михаил и София поженились и с тех пор не расставались. “Соня поверила с первого взгляда, что Миша гений и она должна ему во всем помогать, – вспоминает его сестра. – Он ее обожал, и она сыграла огромную роль в его жизни. Ведь именно Соня заставила его работать целеустремленно”. У супругов были разные темпераменты и характеры: София вспыльчива, но настойчива и трудолюбива, а Михаил хотя и работал порывами, зато был спокоен и выдержан. Швейцер говорил: “Соня во многом была моим практическим учителем, единственным человеком, предъявлявшим ко мне высокие требования и не позволявшим мне никогда сбиться в своем творчестве на мелкий путь невозвышенного искусства. Этого она мне никогда не позволяла и помогала в меру своих огромных сил – духовных, творческих и организационных”. Вместе они написали два сценария и сняли пять фильмов. Кроме того, София была гостеприимной хозяйкой дома, играла на рояле и скрипке, рисовала уморительные шаржи, сочиняла забавные песенки, а по ее рисункам и песне аниматор Юрий Норштейн сделал нашумевший мультфильм “Кошки под дождем”.

Они прожили вместе более полувека, пережив смерть собственных родителей, утрату двоих малолетних детей, триумфы и бесчисленные преграды. Михаил Абрамович признавался, что выстоял лишь благодаря жене: “Наша жизнь была чрезвычайно сложна и очень насыщена трудностями, бедами, радостями, работой, безработицей – всем, что нам пришлось вдвоем претерпеть, чему порадоваться, поскрежетать зубами и поплакать. Но она, эта жизнь, была настоящая, цельная”.

София Абрамовна Милькина скончалась от неизлечимой болезни 13 октября 1997 г. Швейцер мучительно переживал безутешное горе, тяжко болел и утратил интерес к жизни. За год до собственной смерти он отправил друзьям пронзительное письмо, в котором просил устроить веселые поминки: “Души наши, моя и Сонина, в ходе многолетнего совместного творчества с вами сплелись, и каждый отдал лучшую частицу себя другому… Прошу вас, примите посильное участие в организации моих похорон. Надеюсь, будет лето и хорошая погода”.

Его провожали в последний путь в солнечный день 2 июня 2000-го, накануне очередной операции после случившейся за месяц до этого тяжелой автокатастрофы. Могилы Михаила и Софии находятся рядом на Востряковском кладбище. По телеканалу “Культура” был показан документальный фильм из цикла “Острова”, посвященный Михаилу Абрамовичу Швейцеру. И это пока, по сути, единственное официальное увековечение в России памяти великого режиссера.

 

Источник: "Еврейская панорама"