Для творческого человека, полагающего профессиональную реализацию важнейшей частью бытия, невыносимо затхлое, душное, местное, местечковое и местническое политиканство, равно процветающее и при правых и при левых правительствах Израиля. Принято говорить о мистике власти. Нет мистики власти, есть суеверие власти.


“Религиозная вера и суеверие совершенно различны. Одно вырастает из страха и представляет собой род лженауки. Другая же — доверие”.
(Людвиг Витгенштейн)

Когда мои дочери хотят оценить дрянное, подлое человеческое поведение, они делают небрежный жест рукой, и говорят: “ну, папа, как ты не понимаешь, это же политика”. Политика намертво ассоциирована с чем-то неаппетитным, чем достойные люди брезгуют. Почему?

* * *

Евреи необычайно политизированы. Процент населения, добирающегося до избирательных урн в Израиле, необычайно высок. Значительно выше чем в Европе или США. Тоталитарные и полу-тоталитарные режимы не в счет. Там велено голосовать, и голосуют. Как бы чего не вышло. В Израиле — не то. Политические отношения спонтанно и остервенело выясняются в семьях, кафе, газетах, социальных сетях на корпоративах и у самих избирательных урн. Это социальное явление родилось не вчера. Списки лидеров эсеровской, меньшевистской, большевистской партий и активистов правозащитного движения времен осоловевшего Брежнева более всего напоминают перекличку в хедере. Против Путина, разумеется, кто: Макаревич, Шендерович, Ахеджакова и слегка подкачавший в части расовой чистоты Быков. Политическая озабоченность свойственна отнюдь не только российским евреям. Офицер польской полиции времен Пилсудского в романе Башевиса-Зингера “Семья Мускат” изумляется: отчего это евреи заполнили ряды самых крайних политических движений? В США с приятелями просто невозможно разговаривать: или ты с Трампом, или ты против нас. Или наоборот: ты против Трампа, или ты против нас? Равнодушие к Трампу и отрешенность от политики не предусмотрены.

Так было не всегда. Традиционное еврейское общество было аполитично. Распад патриархального еврейского уклада совпал с выплеском евреев в мировую политику. Я позволю себе высказать догадку: это совпадение во времени — не случайно. Политика доставляет выброшенному из привычного духовного окружения индивидууму суррогат духовной жизни. Доставляет ощущение причастности к общему делу, к борьбе за исправление мира, чувство товарищества и осмысленности жизни. Чего же еще человеку нужно? И недоучившийся ешиботник, сверзясь с небес и ударившись о землю, органично оборачивался большевиком, анархистом, сенатором Сандерсом или мапайником.

Но политика, в том виде, в каком она существует сегодня, представляет собою именно суррогат, подделку, эрзац духовной жизни. Предательство, злоба, интриги, корыстолюбие, коррупция плотным облаком окутывают политиков от завлаба до премьер-министров. Чем выше по карьерной лестнице забирается политик, тем плотнее, непроницаемее это облако. Московские процессы 1936-1938 годов, ночь длинных ножей, августовский путч 1991-года, кажется, должны были доказать любителям политической жизни, что о товариществе, дружбе, порядочности, милосердии, преданности в ней не может быть и речи. Но, может быть так происходит, везде, но только не в Израиле? Авигдор Либерман и Моше Смилянский (Буги Яалон), требующие сегодня крови Биньямина Нетаньяху, еще вчера были его ближайшими соратниками. Яалон в третьем правительстве Нетаньяху занимал посты министра обороны и первого заместителя премьер-министра. Во время болезни и госпитализации Нетаньяху в августе 2013 года исполнял обязанности премьер-министра. В четвёртом правительстве Нетаньяху сохранил за собой пост министра обороны до 20 мая 2016 года. В самом ли деле у Яалона есть серьезные идеологические противоречия с Биби? В это поверить невозможно. Если это так, что же он делал столько лет в правительстве Ликуда, будучи депутатом от Ликуда? Ну, а грязнейшая история, погубившая карьеру талантливого генерала Галанта, на основании сфабрикованных документов, отнюдь не уступает в некотором роде делу Дрейфуса. Боаз Харпаз — попросту реинкарнация полковника Анри. Топившие Галанта и Барака Ашкенази и Ганц показали себя выдающимися мастерами грязной интриги, и показали, что израильская политика самая политическая, самая гнусная и беспринципная, и въелась даже в верхушку генералитета, что меня, признаюсь, беспокоит больше чем иранская пощелкивание зубами.

Я всерьез испугался, когда узнал о том, как начальник Генерального Штаба, Дан Халуц, в начале Второй Ливанской Войны первым делом занялся курсом своих акций на бирже, а не своими прямыми генеральскими обязанностями. Наши генералы пока выигрывают войны, но, как заметил один желчный и умный человек, не потому что — орлы, а потому что их противники тоже звезд с неба не хватают. Сегодняшний союз Лапида, Ганца, Ашкенази и Яалона — это союз на час, необходимый для прихода к власти. Дальше они начнут топить друг друга. Система не позволяет Ганцу вывести в расход Лапида, подобно тому как Сталин обошелся со Каменевым, Бухариным и Зиновьевым, — и на том спасибо. И слава Б-гу. Но кто же такой Биньямин Нетаньяху, годами державший подле себя Яалона и Либермана, в свою очередь представляющего собой реинкарнацию Азефа? Любой анти-либермановский пост в сети, немедленно сопровождается согласованной, массированной контратакой троллей. Узнаете почерк?

Здесь и не о чем и говорить. Перед нами мир кромешнего предательства и интриганства. Не о чем говорить, и не о чем мыслить. Если начинаешь робко замечать оголтелому поклоннику Биби, что несмотря на огромные заслуги, его правительство все же не справилось с очень многими проблемами, что семья из двух работающих молодых людей не может позволить себе приобрести квартиру, что пенсионное обеспечение репатриантов может и должно быть улучшено, что дела в образовании и медицине требует неотложных и смелых реформ, на тебя обрушивается поток визгливой брани, сводящейся к простому, как мычание: “если не Биби, то кто же?” Для своих хасидов Биби — ребе, непогрешимый и бессмертный. Глядя на Биньямина Нетаньяху, я вижу бесконечно уставшего человека, не находящего в себе столь редкого таланта: вовремя уйти. Но зачем же мешать с грязью человека, столь много сделавшего для Израиля? Отчего не признать его несомненные заслуги? Ответ прост — такова политика.

* * *

Можно ли мыслить о политике? Можно. Предметом осмысления может быть все что угодно. Не случайно, один из трактатов Аристотеля полностью посвящен политике. Мыслить о ней можно, но очень трудно. Значительно труднее, чем о физике или математике. Приходится блуждать в скопище недостоверных, не проясненных и дурно упорядоченных фактов, причинные связи между которыми вовсе не прозрачны. Политика перенасыщена конспирологическими теориями, от суеверий и вовсе неотличимыми. Конспирология и суеверия доставляют своим адептам предельно упрощенную картину мира, в которой зло четко обозначено и поименовано. А суеверному человеку совершенно необходимо знать, кого именно ненавидеть. Черные коты, жидо-масоны, врачи, выдумавшие прививки и ВИЧ, транснациональные корпорации особенно уместны в роли носителей мирового зла. Громадная часть политики покоится на суеверии в самом тесном значении этого слова, иначе говоря суетной, тщетной вере в то, что мировое зло может быть выявлено, обозначено и растоптано. Принято думать, что грань между верой и суеверием весьма условна. Мне кажется, четкий разделяющий критерий возможен: суеверный человек куда охотнее и тверже верит в дьявола, чем в Б-га. И то ведь сказать, что история человечества вообще и политическая история в частности доставляет для этой веры прочные основания.

* * *

Я не верю в заговоры врачей, нефтяников и производителей программного обеспечения. Не верю и в заговор прокуроров. В израильской правоохранительной системе работают люди самых различных политических взглядов. Хотя бы поэтому заговор левосторонних прокуроров заведомо невозможен. И Авихай Мандельблит уж точно не левак. Об израильских правоохранительных органах стоит поговорить особо. Я несколько раз сталкивался с ней вплотную и всякий раз ее работа производила на меня самое приятное впечатление своей объективностью и слаженностью. Мне есть с чем сравнивать, я слишком хорошо помню силовиков покойного СССР и независимой Украины. Израильская юридическая машина — дело рук человеческих, и уже потому далека от совершенства. Это бесспорно, но сравнивать ее необходимо с аналогичными органами развитых стран, а не с несбыточным идеалом, и она не многое потеряет в сравнении.

Теперь о травле премьер-министра. Прокуроры — люди особые. Долгая работа на этом месте почти неизбежно вырабатывает навыки пираньи. Возможность засадить любого в острог доставляла толстовскому Ивану Ильичу, отнюдь не злобному от рождения, немало тихой радости. В слабом фильме Шаброля “Упоение властью” Изабель Юппер тонко воспроизвела почти не затаенный, охотничий, сладострастный блеск в глазах прокурорши-борца за справедливость. У кого из нас в борьбе за святую справедливость не твердели руки? Не думаю, что израильские прокуроры заметно отличаются от французских коллег. Ну а возможность засадить за решетку самого премьер-министра поддает пылу-жару во врожденное прокурорское рвение. Плюс пресса. Устоять от такого соблазна, человеку, выбравшему прокуратуру профессией, невозможно. А где в точности проходит грань между борьбой за законность и травлей ведомо одному Б-гу. Талмуд, во всяком случае, склонен полагать, что иногда эта грань неуловима. А заговора никакого нет. Ну, нет, как нет. Не верю. И что-то я не помню разговоров о прокурорском заговоре, во времена, когда следователи запихивали за решетку Эхуда Ольмерта. Тогда они, очевидно, боролись за справедливость. Хищный оскал прокуратуры симпатий не вызывает, но еще менее мне хотелось бы, чтобы прокуратура выполняла заказ правящей партии. С такой прокуратурой я знаком по советскому прошлому. В Израиле этого нет. И отлично.

* * *

Попытаемся спокойно думать об израильской политике. Страной два десятка лет руководил Биньямин Нетаньяху. Это — эпоха. Руководил очень талантливо, расчетливо и разумно. Бесспорно, выросли благосостояние и экономика. Инфляция подавлена. Международный авторитет Израиля упрочился. Страна решила жгучую на Ближнем Востоке проблемы воды. Список достижений более чем внушителен. Но ведь очевидно, что достижения эти возникли не на пустом месте. Предшественники Нетаньяху, левые и правые, немало сделали для того, чтобы эти достижения стали возможны. Отчего же не признать очевидное? И громадное большинство сабр это признают. Но только не выходцы из бывшего СССР. Вместе с высокими квалификацией и образовательным цензом, мы принесли в Израиль нетерпимость, лозунговое мышление, сводящееся к “кто не с нами, тот против нас” и непроходимое невежество в области еврейской традиции. По нам паровым катком прошлась Советская Власть. Рождение Либермана из пены ненависти к пейсатым и арабам было неизбежным. И мы имеем то, что имеем.

Спокойно мыслить, — это не для нас. Нам значительно дороже теплота сектантства и вдохновение зелотства, вообще говоря, изрядно определяющие нашу национальную типологию. Хорошо бы помнить о том, во что нам обходилось зелотство в нашей бездонной истории.

* * *

Политика и коррупция — близнецы-братья. В особенности на Ближнем Востоке, где культура бакшиша — один из столпов государственного устройства. Несмотря на признаки демократии, окончательно выдернуть Израиль из ближневосточного окружения никак невозможно. И сравниваем мы себя с Сирией и Египтом, а не с Норвегией и Швейцарией. В таком сравнении мы выглядим совсем неплохо, в том числе и в части въевшейся под ногти коррупции. Израильская коррупция многолика, нежна и изобретательна. Вовсе не обязательно таскать чиновнику кейсы с долларами. Можно устроить его дочку при себе секретаршей, а зятя референтом при несусветном жалованьи. Такой, мягкой коррупции в Израиле — разливанное море. Именно она часто именуется политикой. Я с ней недурно знаком.

Не следует думать, что автор этих строк — запершийся в башне из слоновой кости иисусик. Некоторое время тому назад мои коллеги по Сенату Ариэльского Университета удостоили меня чести быть избранным в высшую аттестационную комиссию университета. Этому инквизиционному трибуналу надлежит выяснять, кто в университете достоин быть доцентом и профессором, а кто — нет. Я взялся за дело с сионистским энтузиазмом, надеясь привлечь в университет молодых, талантливых ученых. Заметим, что наш университет — любимое детище Ликуда. Еще бы Университет на территориях! Тридцать лет назад, при основании университета, в него потянулись право-ориентированные профессора из СССР, США, Германии, Франции, Бразилии, Дании. Были отличные предпосылки для создания в Ариэле добротного израильского университета. Создание университета дело рук замечательного ликудника, Игаля Коэн Оргада, проявившего недюжинные организаторские таланты.

Входя в аттестационную комиссию, я прекрасно понимал, что ее деятельность, как минимум, двух-компонентна: с одной стороны, необходимо наполнить университет серьезными учеными, с другой следует продвигать нужных людей. Вторая компонента — коррупционна и неизбежна. Александр Воронель научил меня тому, что никакое общество не может существовать без определенной доли допустимой коррупции. Коррупция — масло, смазывающее шестеренки общественного механизма. Но вот какова эта допустимая доля? Это ни в каком уставе не прописано. Здесь можно полагаться на здравый смысл и трудноуловимое свойство натуры, именуемое порядочностью. Я довольно быстро убедился в том, что комиссия занята почти исключительно продвижением нужных людей. Их ведь так много. Все мои попытки привлечь способных ученых закончились оглушительным провалом. При этом вся бумажная машинерия работала изумительно слаженно, все “входящие” в комиссию и из нее “исходящие” документы пребывали в полнейшем порядке. Комар носу не подточит. И способные профессора потянулись обратно: в США, Швецию, Францию. Профессора Гендельмана, безуспешно пытавшегося к нам просочиться, немедля подгреб “Технион”. Теперь он — декан крупнейшего факультета Техниона. Список крупных ученых, оказавшихся недостойными Ариэльского Университета, — не короткий. Таков микрокосмос уголовно ненаказуемой правой коррупции.

Я вышел и из Сената, и из комиссий университета, надо же и о душе побеспокоиться. Так бесславно, бездарно и бесполезно закончилось мое хождение во власть. Но кое-что я понял. Я понял, почему Станислав Ежи Лец, Эфраим Кишон, Теодор Шанин, Вениамин Левич, будучи патриотами Израиля, покинули страну. Не постоянная угроза войны и маленькое жалованье прогнали их из Израиля. Для творческого человека, полагающего профессиональную реализацию важнейшей частью бытия, невыносимо затхлое, душное, местное, местечковое и местническое политиканство, равно процветающее и при правых и при левых правительствах Израиля. Принято говорить о мистике власти. Нет мистики власти, есть суеверие власти. Храни нас от нее Б-г. Из власти я ушел, а в Израиле остался, ибо помимо творческой самореализации у меня есть и другие зацепки за жизнь и Эрец Исраэль.

Источник: "МАСТЕРСКАЯ"