Израиль стал моим домом. А Кармиэль – любимым убежищем, кабинетом и образом жизни.

В апреле 2016-го я приехал с одним чемоданом в пустую квартиру, раскрыл компьютер и написал:

“Когда очень давно меня за всё хорошее выгнала одна жена, с которой, мы, впрочем, нынче дружны и переживаем за внуков, - клянусь, мое московское жилье выглядело куда хуже.

А теперь у меня есть конструктивистская вешалка для шмоток. 

Фигурное стуло и китайский телек, что привезла приятельница Лена с другого конца страны! 

Есть стол, про который бывший пехотинец Марк Вигман сказал: бросьте глупости, дядя Толя, 100 шекелей за такую вещь – не цена!

У меня полное право снова почувствовать себя пацаном.

Когда заходит библейское солнце, что ненавидел фараон, отпустивший моих предков, - можно проводить его, солнце еврейское, за холмы стаканом красного вина.

Не смотреть по телеку на охотнорядский зверинец, а найти любимый Mezzo с Рахманиновскими концертами.

Вспомнить, каково было Мандельштаму. Без пафоса только. В молчании. И с хрустальными его фонемами на зубах.

Перебрать в памяти друзей, которые остались где-то в России, за шеломом еси.

Здравствуй, новый дом.

Тебя достаточно, чтобы быть”.

Вот так я тогда чувствовал. И наверное, не случайно.

Израиль изменил мою судьбу и поселился в сердце. Пусть сейчас нам трудно, как многим в мире. Но, возможно, в отличие от некоторых стран мира, мы умеем переживать беду не каждый по себе, а, символически говоря, взявшись за руки.

Источник: Facebook