Оба моих деда - евреи из Польши, из одного и того же города Мезрич (по-польски - Мендыжец Подляски). Оба воевали, дошли до Берлина.

Я расскажу историю каждого из них.

1.

Дед Абрам

Отец матери, Абрам Ганц, уехал из Польши в СССР в 1926-ом году. Он был приверженцем идей социализма и надеялся обрести себя в стране, которая была, как ему казалось, прямым воплощением этих идей.

Дед писал стихи. Его родным языком был идиш. В СССР 20-летний дед пошел проторенным путем. Сперва школа рабочей молодежи. Рабфак. Затем поступление в МГУ, на математический факультет.

В 1939-м году попал по распределению на работу в Гомельский университет, на кафедру математики. Преподавателем.

В сентябре 1939 года началась Вторая мировая война.

Из Польши в СССР, в надежде спастись от Гитлера, устремились еврейские беженцы. Огромный поток. Сотни тысяч. Спасение оказалось мнимым. Многих советские власти арестовывали как шпионов, сажали, отправляли в лагеря или убивали. Многих разворачивали назад, где на границе их встречали и тотчас же уничтожали на тот момент союзники большевиков - нацисты. А некоторым всё же повезло. Им удалось выжить, спастись. Как в случае с моей бабушкой Леей-Лизой.

Она встретила в Гомеле моего деда. И тот спас ее, обезумевшую 18 летнюю девчонку, от ареста, женившись на ней. Остальная семья бабушки была фактически вся уничтожена. Ее родители и старшие братья были убиты чекистами. Как польские шпионы. Прадеда обвинили в клевете на вождя немецкого пролетариата, товарища Гитлера. Прабабке конвоир размозжил голову на глазах ее сына, младшего брата бабушки. При этапировании в лагерь. Эта прабабка была набожной еврейкой, свято верила в Господа, молилась добру. И была убита ни за что, как собака. Вернее, за то, что, по несчастью, была еврейкой из Польши.

Брат бабушки выжил. Его спасла и выходила русская женщина, лагерный врач, для которой он продавал потом на рынке лекарства. Но о брате - ниже.

Итак, дед мой спас бабушку от ареста.

И они продолжили жить в Гомеле. Где в 1940-м родился их первенец, мой дядя. Дядя Изя. А потом немцы напали на Советский Союз. Дед был призван в армию. Уехал на фронт. Бабушку с сыном эвакуировали из Гомеля на Урал.

Письма от деда приходили все четыре года войны. Письма на идиш. Они и сейчас хранятся в семейном архиве.

Дед храбро воевал. Был танкистом. Дошел до Берлина. 

После победы, счастливый, уехал в Гомель, где его уже ждала бабушка, вернувшаяся из эвакуации.

Дед был опьянен, как ему казалось, новым послевоенным воздухом свободы. Верил по-прежнему в социализм, в перемены. В то, что 1937-й повториться более не может после той крови, пролитой советскими людьми за победу над нацизмом.

Шло время. В 1946 году Иосиф Сталин разрешил польским евреям вернуться на родину, в Польшу. Уже тогда намечая проект создания подконтрольного СССР Израиля.

Из лагеря в Гомель вернулся повзрослевший бабушкин младший брат. 16-летний юноша, прошедший семь лет лагеря на Колыме и спасшийся чудом.

Он сказал деду и бабке: "Мы должны вместе уехать. В этой стране оставаться нельзя. Я видел ад. Страшнее, чем ад".

Дед остановил его. Сказал: "Ты уезжай. Тебе необходимо. А я за эту землю, за эту страну проливал кровь. Теперь это мое. И все поменяется, потому что мы победили фашистов".

Он был наивным, мой поэтичный дед - математик. Он был солдатом - героем. И он поплатился в дальнейшем за веру в победу добра над злом...

Брат бабушки вернулся в Польшу один. Пришел в свой дом в Мендыжеце. Дом был занят поляками. Они отдали мальчишке альбом с семейными фотографиями, лежавший на чердаке. И спустили юношу с крыльца. Через месяц парень уехал из Польши в Швецию. Там женился. Из Швеции вместе с женой перебрался в США. Где живет до наших дней. О моей встрече с ним - в финале повествования...

Дед Абрам и бабушка Лея-Лиза остались в СССР.

Ликованием приветствовали решение ООН о создании государства Израиль. Дед писал восторженные сионистские полурелигиозные поэмы на эту тему.

А потом, в январе 1948-го, чекисты убили в Минске Михоэлса. Которого дед боготворил. И началась в СССР развернутая антисемитская кампания. В духе Германии 30-х годов. Пересажали - поубивали ведущих деятелей еврейской культуры. Закрыли еврейский театр ГОССЕТ в Москве. И тогда дед понял , что в 1946-м ошибся, не уехав. Но было уже поздно.

Железный занавес опустился. Отгородив Советский Союз от остального мира. Бабушка рассказывала, что, узнав об убийстве Михоэлса, дед закрыл лицо руками и простонал: "Фашисты... За кого я воевал…". Он сразу понял, что несчастный случай, наезд грузовика - сказка для дураков.

Дед тяжело переживал происходящее в стране. В итоге, был уволен из университета за космополитизм и сослан сельским учителем математики в Борщовку, что под Гомелем. С правом посещать в Гомеле семью раз в три месяца.

Наступил 1956 год. Состоялся эпохальный ХХ съезд.

Сталин был развенчан Хрущевым.

Деда вернули в Гомель. И он немедленно подал документы на выезд семьи в Польшу...

И началось ожидание. Дед любил взять трость, нацепить на пиджак военные награды - и в таком виде приставать к соседям по улице, коренным советским евреям, угрожая побить их тростью за веру в идеалы коммунизма. Контузия фронтовая давала знать о себе все чаще. Дед срывался на крик, распугивая последних приятелей и друзей, не говоря о соседях и прохожих.

"Фашисты! Фашисты!" Рефреном прокрикивал он на всю улицу. Не объясняя - о ком. Евреи, населявшие улицу, в ужасе закрывали окна.

Через несколько месяцев деда вызвали в ОВИР. Он одел пиджак. Нацепил военные награды. Взял трость. И пошел.

В кабинете, по воспоминаниям бабушки, из-за стола навстречу деду поднялся чиновник со свиным рылом.

"Вам отказано в отъезде, - произнес он. - Мы не можем отпустить героя войны, бывшего солдата советской армии. Живите, работайте. Растите детей в нашей советской стране".

Дед задрожал. Нервными движениями рук срывал с себя военные медали и клал на стол чиновнику.

"Заберите ваши награды. Они мне не нужны".

Свиное рыло выдавило: "Ваши побрякушки нам тоже не нужны". Помощник чиновника засунул медали деду в карман пиджака и выпроводил за дверь.

Вернувшись домой, разозленный и разнервничавшийся дед сперва кричал на домашних, потом вышел во двор, где стоял деревянный сортир. И выбросил в дырку сортира все свои медали.

С этих пор дед начал люто ненавидеть Советский Союз. Судорожно вслушивался в передачи Голоса Израиля на идиш.

Все больше и больше замыкался.

"Фашисты! Фашисты!"

Крики не прекращались. Контузия давала знать о себе чаще и чаще.

Дед все еще писал стихи. Аарон Вергилис, редактор литературного идишского журнала "Советиш Геймланд", ("Советская родина") их не печатал.

Зато чудом удалось передать некоторые рукописи стихов в Израиль. И в 1965-м они здесь были напечатаны. У меня дома это издание есть и сейчас.

Дед сдавал. И умер в возрасте 64 лет. Не дожив до моего рождения нескольких месяцев. Мне рассказывают родственники, что я на него чем-то похож.

"Фашисты! Фашисты!"

Могилу деда в Гомеле я посетил в 2010-м году. Положил камень. Помолился.

Помню тебя, мой прекрасный дед. Герой, солдат, поэт. Пламенный социалист. Пламенный сионист.

Вечная и светлая тебе память.

2.

Дед Михаил

Отец моего отца, дед Михаил Эпельзафт, тоже бежал из Польши в СССР. Но уже в сентябре 1939-го года.

Его НКВД не стало арестовывать. Он был опытным коммунистом-агитатором. Еще в Польше, где возглавлял мезричскую ячейку компартии.

В 1941-м ушел на войну. Был ранен. Вернулся в тыл. Где женился на бабушке. В 1943-м на Урале, в городе Курган, в эвакуации, родился мой отец Александр.

Дед снова был призван на фронт. Дошел до Берлина. А назад в СССР не вернулся. Сбежал в родной Польше. Затерявшись в Варшаве. Как опытный коммунист-подпольщик, все для себя уяснивший о Советском Союзе. Мой папа рос без отца.

В 1956-м году Михаил разыскал свою жену, мою бабку, через знакомых. Та была уже начальницей химлаборатории на заводе "Гомсельмаш" в Гомеле.

Дедушка предложил ей по телефону взять моего папу и уехать с ним в Польшу. Он, мол, гарантирует разрешение на выезд.

Бабка негодующе отказалась.

С тех пор дед в ее жизни не появлялся.

Отец писал ему в Польшу письма на идиш. Получал ответы. Иногда приходили посылки с подарками для сына. А потом дед исчез.

Как опытный коммунист-подпольщик, вовремя свинтил из Польши в Израиль. Где женился на женщине с ребенком. Но об этом мы узнали лишь в 1990-м году.

До того - молчание. Никаких следов.

Из Польши дошла информация, что дед в Израиле. В 1980-м отец попросил уезжающих друзей разыскать его там. Уехав, через некоторое время знакомые написали, что такого в Израиле нет.

"Вероятно, умер", - сделал вывод отец. И успокоился. Прекратил поиски деда. Он забыл, что дед был опытный подпольщик - коммунист.

Мы приехали в Израиль в 1990-м году. В аэропорту, в рождественский вечер 24 декабря 1990 года, нас встречал двоюродный брат маминого отца, деда Абрама, живший в Израиле с 1948 года.

Услышав, что фамилия наша не Ганц, а Эпельзафт, он встрепенулся и спросил: "Михаил Эпельзафт - не ваш родственник?"

У папы глаза полезли на лоб.

"Это мой отец. Я его искал и ничего о нём не знаю с шестидесятых годов".

"Ваш папа - председатель еврейской общины Мельбурна с семьдесят восьмого года. У меня есть его телефон в Австралии..."

"Опытный коммунист-подпольщик", - пришло мне в голову.

Так мой дед нашелся.

И все 90-е годы прошлого века переписывался с моим отцом, будучи сданным приемной дочкой в дом престарелых.

В 2000 году со мной и с отцом разговаривали врачи из Австралии, прося разрешения на операцию. Сердце. Мы были удивлены. Оказалось, что деда никто в этом доме престарелых не посещает. И он указал в качестве родственников нас.

Мы дали разрешение. И дед через пару месяцев умер. Не выдержав постоперационных нагрузок.

А еще через месяц из Австралии пришла посылка. В ней были, кроме нескольких вещей и книг, две военных медали деда. За победу над Германией, за взятие Берлина.

Я смотрел на эти медали. На уши и нос деда на фото. На свои уши и нос. И плакал. Не в силах осознать круговорот судеб, событий, течения времени.

3.

В 1993 году, в мае, в канун Дня Победы, из США в Израиль приехал бабушкин брат, тот самый мальчишка, выживший в советском лагере.

Мы сидели в ресторанчике на набережной Тель-Авива. 9 мая 1993 года. Разговаривали на жуткой смеси русского, идиша и английского.

Он хорошо помнил русский мат. По лагерю. И чуть хуже - разговорный русский. Но я понимал его идиш плюс английский. А он понимал мой русский. Так и общались.

За окном сгущались сумерки. Шумело море. Он вспоминал бабушку, советский лагерь, немцев в Польше.

И вдруг спросил меня: "Ты изучал или хотя бы читал Талмуд?"

"Нет", - честно на тот момент ответил я.

"Изучай, зунеле*. Там сказано, что все предопределено". 

"К чему ты об этом?"

"К тому, что невозможно было избежать ни войны, ни Холокоста. И победа над нацистами тоже была запрограммирована. Предопределена. Найди, зунеле, Талмуд. Открой трактат " Мегила:" шесть алеф. Там сказано, что праотец Яаков молил Всевышнего не дать Германии осуществить свои замыслы, не дать ей выйти в мир и перевернуть его".

Я онемел.

"Но тогда же речи не было о Германии. И об Израиле. Сплошной древний Египет".

"Ты видишь, что мир перевернулся, зунеле. Это произошло. Давай выпьем за советских солдат, за русских, за украинцев, за американцев, за англичан, за наших еврейских героев тоже выпьем. Потому что мы с тобой имеем благодаря всем им возможность сидеть здесь и любоваться вечерними звездами за окном. И ждать ответа Небес".

"Давай выпьем, дядя - произнес я. - С комом у горла. За Победу. А ждать ответа небес не стоит. Потому что Небеса ждут ответа. От нас".

* сынок (идиш)