Они зажигали свечи

Они зажигали свечи. Их зажигали повсюду - в душных квартирах Берлина, в покосившихся хатах Галиции. Ханука. Праздник, который должен был напоминать о чуде, о том, как ложки масла хватило на восемь дней света, о победе маленьких над большими. Но в том году пламя дрожало иначе. Оно освещало не лица детей, а глаза стариков, смотревших куда-то в пустоту. Туда, где шла война…

Великая война. Так ее называли тогда, не зная, что через двадцать пять лет начнется еще одна, более страшная. Европа порвала себя на лоскуты, и каждый лоскут был чьей-то империей. А имперские амбиции всегда требуют кровь.

Русский еврей, отца которого в этот момент унижали, а может, и убивали топором погромщика, шел в штыковую за “Веру, Царя и Отечество”. Немецкий еврей, с отличием окончивший гимназию и рвавшийся доказать, что он не хуже немцев, целился в точно такого же сына Израиля.

Двое мужчин, похожих друг на друга, говорившие на идише, возможно, даже дальние родственники, ползли навстречу друг другу с одной мыслью - убить, чтобы не убили тебя. Они делали это потому, что так было приказано. Солдат не рассуждает. Он выполняет. Он окопался, он мерз, он стрелял. Он старался не думать.

А думать было страшно. Потому что если начать думать, то приходило понимание. Ты убиваешь человека, который, возможно, так же, как и ты, зажигает свечи на Хануку. Возможно, его отец в эту самую минуту произносит молитву, глядя на ханукальный подсвечник.

Но на войне - безумной бойне - есть приказ, есть нейтральная полоса, покрытая окопами и колючей проволокой, и есть враг. Мысль о том, что враг - это твой брат по крови и вере, была непозволительной роскошью.

Поэтому они глушили ее. Как глушат самогоном тоску. Признать страшную правду: по ту сторону фронта воюют точно такие же люди, загнанные в ту же самую мясорубку генералами и политиками, для которых все они - и русские, и немцы, и евреи - были всего лишь безликими цифрами в сводках, расходным материалом.

А потом наступала тишина. Редкая, звенящая. И в этой тишине из вражеских окопов могла донестись знакомая мелодия. Или обрывок молитвы. “Шма, Исраэль…” Тогда сжималось сердце. От щемящей, невыносимой тоски по тому миру, которого больше не существовало. Миру, где люди делились на своих и чужих по цвету мундира. И тогда такой же еврейский парень, не выдержав, кричал в ответ что-то на идише. На минуту воцарялась странная, неловкая пауза, а потом снова стрельба на поражение.

В самый разгар этого безумия, в 1917 году, пришло известие из другого мира. Британская декларация. О “национальном очаге” в Палестине. Солдаты в окопах, если и слышали об этом, лишь пожимали плечами. Какая Палестина? Какое еще самоопределение? Здесь нужно было просто выжить. Выжить до завтра, до следующей атаки, до того, как тебя ранят или убьют. Это был свет далекой звезды для утопающих в кромешной тьме - красивый, но бесполезный.

Но он горел. Этот огонек. Он не погас.

Прошли годы. Прошла еще одна, куда более страшная война. И на обломках старого мира, из пепла и отчаяния, это далекое обещание вдруг обрело плоть и кровь. Появилось государство. Не идеальное. Не утопическое. Обычное государство, со своими проблемами, границами и армией.

Но в этом была вся разница. Теперь солдат в форме знал, за что он воюет. Он защищал не абстрактные “интересы империи”, а свой дом. Своих родителей, жену, детей. Теперь слова “Шма, Исраэль”, если уж им было суждено прозвучать в последний раз, были обращены не в холодное, равнодушное небо чужой страны, а к родной земле. Это не делало войну менее ужасной или смерть менее горькой. Но это делало ее осмысленной.

Сегодня в Иерусалиме, как и повсюду, зажигают ханукальные свечи. Пламя по-прежнему колеблется на ветру. Каждый огонек - это тоже память. Не только о древнем чуде, но и о тех парнях, которые мерзли в окопах под Верденом, шепча те же слова, глядя на чужое небо и умирая за чужое.

Те, кто зажигает свечи сегодня, живут - и, если придется, будут сражаться - за свое.

И в этом, пожалуй, и есть тот самый хрупкий, неугасимый свет в конце тоннеля истории. Не громкая победа, а простое, выстраданное право больше не быть разменной монетой. Право на свой окоп, свою землю и свою судьбу. Право, оплаченное той самой, старой, абсурдной ценой. И от этого свет свечи кажется не таким уж и маленьким.

Веселой Хануки!

Блог автора на Facebook