Город Терезин находится всего в шестидесяти километрах от Праги. Когда-то его построили, как город-крепость и военный гарнизон. Большая крепость стала использоваться как место проживания, а Малая превратилась в тюрьму для политических преступников с крайне тяжелыми условиями содержания.
Когда Чехословакия была оккупирована, немцы быстро осознали, что эта крепость как будто бы создана для их потребностей. Большую часть превратили в еврейское гетто, а меньшую – в концлагерь. И все, что здесь было раньше, померкло перед тем, что происходило в течение пяти лет, с 1940 по 1945.
Сегодня Терезин - это маленький скучный городок, где проживают всего около трех тысяч жителей. Здесь очень низкие цены на жилье, поэтому население бедное, здания обшарпанные, дороги побитые, и в целом ощущение заброшенности и нищеты. На одной из стен, окружающих город-крепость, намалевана белой краской наполовину стертая надпись на русском языке "Нет контрреволюции!". Напоминание о советском прошлом.
В городе нет ни одного супермаркета, кафе и приличного магазина. И работы тоже нет. Немногочисленные местные жители ездят за покупками в соседние города. Кто-то из предприимчивых решил открыть тут отель, чтобы привлечь туристов, но желающих провести хотя бы одну ночь в бывшем еврейском гетто, не нашлось. Единственная забегаловка, где продают мороженое, легкие напитки и кофе в пластиковых стаканчиках. По улицам ходят нетрезвые мужчины и горланят песни.
Сегодня вся жизнь Терезина строится вокруг одной достопримечательности - Музея гетто.
Немцы решили, что Терезиенштадт будет "показательным гетто". Для начала сюда начали привозить пожилых евреев-ветеранов Первой мировой войны. За их заслуги им обещали "санаторно-курортный отпуск" и даже платили деньги, чтобы ни у кого не возникло сомнений в добрых намерениях германских оккупантов. Конечно, никто из них войну не пережил.
Затем в гетто начали отправлять евреев со всей Европы, среди них было множество представителей творческой интеллигенции: писатели, журналисты, композиторы, художники, актеры и режиссеры. Одним из самых известных узников гетто был Виктор Франкл, известный психолог и психотерапевт, который пережил Холокост, а позже написал книгу "Сказать жизни Да!" и подробно объяснил, что позволило ему выжить в нечеловеческих условиях. Сюда же отправили Берту Дрейфус, сестру Альберта Эйнштейна. Она умерла здесь, в Терезинском гетто.
Первый транспорт с евреями прибыл в Терезин в ноябре 1941 года. Тогда в городе еще жили местные жители. Евреев начали расселять в специально построенные бараки, в которых могли разместиться до шестидесяти человек. Но транспорт все прибывал и прибывал, людей становилось больше, а места все меньше. В маленьком Терезине, все население которого насчитывало около семи тысяч человек, включая расформированных солдат, вдруг оказалось несколько десятков тысяч новоприбывших. Тогда было принято решение выселить местных жителей и в их домах поселить евреев. Каждому жильцу полагалось около 1.80 метра жилплощади. Людей селили в квартирах и бараках, в подвалах и на чердаках, в расформированных гастрономах и складских помещениях. Буквально везде.
Причем руководством гетто было принято решение разделить взрослых и детей: были отведены помещения для самых маленьких узников, которым еще не исполнилось трех лет, помещение для детей постарше и барак для подростков и девушек до десяти до семнадцати лет. Мальчики и девочки, а также мужчины и женщины жили отдельно. Стариков и больных также отселили в специальный барак.
Тут же был образован местный юденрат, который получил название Alterstenrat (Совет старейшин), орган местного самоуправления, который отвечал за повседневную жизнь гетто. Один из старейшин, доктор Паул Эппштейн, в сентябре 1944 был казнен Гестапо.
А жизнь здесь, как ни странно, шла довольно бойко. Дети учились в местной "школе", взрослые работали внутри гетто, а иногда и за его пределами. Условия были тяжелыми, но терпимыми. Особенно по сравнению с другими лагерями. Дети учились в импровизированных школах, взрослые работали в самом гетто и за его пределами. Здесь праздновали праздники (Хануку, Рождество, Новый год и дни рождения), заводили романы и даже рожали детей. За время существования гетто появились на свет около двухсот младенцев.
Когда поползли слухи, что евреев отсюда отправляют в лагеря уничтожения, было решено допустить в Терезин комиссию Красного Креста. Специально перед их приездом был сделан документальный фильм. Снимали его сами узники, в прошлом операторы, режиссеры и сценаристы. Вот маленькие девочки смеются и играют в куклы. Вот пожилые женщины вяжут носки и шарфы и о чем-то сплетничают. Матери обнимают детей и делятся новостями или рецептами, мужчины играют в футбол и поливают из леек овощи в теплицах. Сытые, довольные евреи улыбаются на камеру. Едят апельсины, и сок стекает по их щекам; другие жалуются, что их кормят сардинами, которые уже надоели. Каждая сцена отрепетирована, каждый актер прекрасно знает свою роль. Детский хор даже исполнил оперу "Брундибар", написанную композитором Гансом Красом незадолго до войны. Здесь, в терезинском гетто, он дирижировал оркестром, исполнявшим его музыку.
Красный Крест признал условия содержания в гетто удовлетворительными. Удивительно, что никому не пришло в голову задать вопрос: зачем в маленьком захолустном городке на огороженной территории с вооруженной охраной собрали десятки тысяч евреев?
После съемок участников отправили в лагеря. Никто из жителей гетто толком не знал, куда их везут, но разговоры ходили: в концентрационных лагерях существуют «газовые комнаты». Больше никакой информации не было, но узники панически боялись транспортировки и придумывали способы ее избежать. Удавалось это редко, и вплоть до мая 45 из Терезина выезжали составы, которые везли евреев в Дахау, Бухенвальд, Освенцим, Маутхаузен и другие лагеря смерти.
Детей, пожилых женщин и стариков убили сразу же после прибытия. У молодых крепких мужчин и женщин оставался крохотный шанс на спасение. Из ста пятидесяти тысяч евреев, прошедших через гетто, выживут только три тысячи.
Неподалеку от бывшего гетто, в Малой крепости, находится настоящий концлагерь.
В эту тюрьму ссылали арестованных со всей Европы: коммунистов, членов подпольных организаций, обвиняемых в экономических и уголовных преступлениях, и, конечно, евреев. При поступлении в лагерь каждому заключенному выдавали ложку, миску, полотенце и робу. Это было их единственное имущество, и хранить его нужно было, как сокровище: замены этим вещам не было.
Комендантом был назначен гауптштурмфюрер СС Генрих Йокель, который прослужил на этой должности до самого конца войны. Йокель отличался особенным садизмом в отношении к заключенным, а условия жизни в лагере даже по меркам гестапо были особенно жестокими. Надзирателей он подбирал себе под стать: они участвовали в издевательствах, пытках и убийствах узников.
Заключенные прозвали его "пиндя" (неприличное слово, обозначавшее мужские половые органы). А в лагерный жаргон вошло словечко "пиндяблаф". Комендант Йокель был человеком с чувством юмора и любил развлекаться. Поэтому иногда он велел надзирателям вместо еды (300 грамм хлеба в день, поллитра супа с гнилыми овощами и половник кофейного напитка) готовить для заключенных это "блюдо". Туда сбрасывали все остатки от предыдущих трапез, добавляли сигареты, консервные банки (закрытые), землю, траву, песок – в общем, все, что только попадалось под руку. Этим пиндяблафом кормили заключенных. Практически все они потом страдали желудочными резями, поносом и рвотой. Некоторые из них умирали. А, учитывая, что в камерах на 60-90 человек было всего два сортира (без дренажа), то людям приходилось спать на цементном полу, залитом экскрементами.
В основном, заключенные были мужчинами, но существовал и женский отряд. Там командовала жена заместителя коменданта тюрьмы, надзирательница Елизабет Шмидт. Условия содержания женщин мало чем отличались от мужских. Разве что женщинам разрешалось чаще пользоваться душем. В то время, как они мылись ледяной водой, их вещи проходили санобработку (в лагере лучшего всех чувствовали себя вши и блохи, и людям от них не было спасу). После помывки заключенные надевали на себя мокрую одежду и возвращались в слабо отапливаемые бараки. Или не возвращались. И тогда одежда ледяная одежда прилипала к телу так, что ее приходилось отдирать вместе с кожей. Раны нагнаивались, начинался сепсис, многие умирали.
Лазарет здесь, правда, был. Там лечили доктора, тоже из заключенных, используя инструменты, конфискованные у врачей-евреев. При помощи подручных средств проводились ампутации конечностей и полостные операции. При этом евреям и советским заключенным медицинская помощь не оказывалась.
Смертность в Терезиенштадте была высокая. Узники погибали не только от голода, холода, болезней, но и от изнурительной работы – внутри и за пределами лагеря. Например, внутренний отряд, состоявший из двухсот мужчин-евреев и школьников-заключенных, проводил различные работы. Среди них – строительство бассейна. Изначально его планировали использовать в качестве резервуара на случай пожара. Узникам приказали копать котлован для бассейна собственными ложками (других инструментов не было). Каждый день работы уносил жизни двух-трех заключенных, которые умирали от издевательств, пыток и невыносимого рабского труда. Когда строительство было окончено, в бассейне купались дети надзирателей.
Иногда заключенных показательно расстреливали. Например, за попытку побега или просто в качестве меры устрашения для других. Казни проходили на стрельбище в крепостном рву. Сейчас эта земля покрыта травой, безмятежно квакают лягушки в запрудах. В дальнем углу стоит ржавая гильотина – ее использовали только однажды, но лезвие были тупым, и с первого раза завершить казнь не удалось. Надзиратели посчитали этот способ умерщвления неэффективным, поэтому предпочитали проверенный временем расстрел. Тела умерших складывали в холодном туннеле, который служил также моргом. А потом, когда был построен крематорий, сжигали. Кстати, за все время существования концлагеря только одна попытка побега увенчалась успехом. Трое сбежавших узников сумели даже пережить войну.
В 1945 году, незадолго до капитуляции Германии, в тюрьме вспыхнула эпидемия тифа. После освобождения лагеря солдаты Красной Армии обнаружили немногих оставшихся в живых пленников в крайне тяжелом физическом и психическом состоянии. Их вызвались лечить врачи-добровольцы из Праги, которые специально для этого приезжали в Терезин. Несмотря на все усилия, многие бывшие заключенные были настолько истощены, что не пережили болезни и не увидели свободы.
16 сентября 1945 прошла церемония захоронения жертв терезинской тюрьмы. Останки более двух тысяч человек были эксгумированы из общей могилы и погребены на огромном участке земли у ворот крепости. При захоронении узников не разделяли по конфессиям, но позже были установлены памятные таблички с именами (некоторые тела так и остались неопознанными).
Теперь это место – Национальное кладбище, где проходят ежегодные церемонии памяти жертв нацистских репрессий. Здесь стоит деревянный крест с терновым венцом и огромный магендавид, сделанный из рельсов, по которым привозили транспорт с заключенными-евреями.
Комендант Йоккель и надзиратели пытались сбежать, но их удалось поймать. В 1946 году они были приговорены к смертной казни. Так закончилась история Терезиенштадта.
Нам попался гид знающий, интересующийся, глубоко погруженный в эту тему. Он искренне сострадает евреям и ненавидит нацизм. Он убежден, что Холокост - это позорная страница европейской истории, о которой нужно знать и говорить. Но когда я сказала, что ничего не закончилось, он посмотрел на меня с жалостью, тяжело вздохнул и сочувственно кивнул. И я прочла по его взгляду, что он не понимает. Не понимает, что седьмое октября - это современный холокост. Не понимает, что на смену нацизму пришел джихадизм. Не понимает, что туннели Газы мало чем отличаются от застенков Терезина. Для него это - законсервированная музейная история. Для нас - открытая рана.
А еще я думала, что хочется верить, что мы доживем до того дня, когда по развалинам Газы будут водить туристов. Но для этого мы должны победить.
Фото: Майя Гельфанд
комментарии