В 1970 году, под гнетом памяти о прошлом и с надеждой на будущее, у Закона о возвращении появился “пункт о внуках”.
Представьте себе ключ. Большой, железный, тяжелый. Он висит у вас на шее, но вы не знаете, от какой он двери. Вы просто слышали семейную легенду: “Это ключ от нашего дома”. А где дом - неизвестно. Так жили миллионы евреев в диаспоре на протяжении двух тысяч лет.
А потом дом появился.
В 1950 году, всего через два года после рождения государства Израиль, его основатели совершили нечто беспрецедентное. Они приняли Закон о возвращении. Это был не просто юридический акт. Это был громкий, на весь мир возглас: “Двери открыты! Дом ждет!” Любой еврей, где бы он ни был, мог приехать и получить гражданство. Это была реализация самой мечты сионизма.
Но сразу же возник мучительный вопрос: а кто такой еврей?
Закон молчал. И это молчание породило “кризис идентичности” в самом сердце молодого государства. Суды ломали голову над делами людей, которые чувствовали себя евреями, но не могли доказать этого по религиозным канонам. Самый громкий случай - дело Шалита. Офицер израильского флота, чья жена не была еврейкой, потребовал записать его детей как евреев по национальности. Вердикт Верховного суда в его пользу в 1969 году вызвал бурю. Религиозные круги были в ярости: государство, по их мнению, теряло еврейскую душу.
Израиль стоял на распутье. С одной стороны - жесткие рамки Галахи (еврейского закона): евреем считается только тот, кто рожден от матери-еврейки или прошел гиюр. С другой - страшная, невыносимая правда XX века - Холокост.
И вот здесь мы подходим к главному, к тому, что сделало поправку 1970 года не просто поправкой, а актом исторической справедливости.
Почему 1970 год стал переломным?
Призраки Катастрофы. Давайте подумаем о тех, кто выжил. Они прошли ад гетто и концлагерей, потеряли всех. Многие, оказавшись вновь в мире, создали смешанные семьи. Их дети, а тем более внуки, по Галахе уже не были евреями. И вот государство, созданное как убежище для каждого еврея, могло бы сказать этим внукам: “Дверь закрыта. Ваш дедушка, погибший в Освенциме, был евреем, а вы - нет”.
Было ли это морально возможно? Нет. Поправка стала ответом на эту несправедливость. Это был вызов: “Нацисты преследовали вас за вашу кровь, а мы примем вас за нее”.
Государство должно было быть живым, развивающимся организмом, а не застывшим в догмах. Что делать с семьями, где отец - еврей, а мать - нет? Приглашать в страну только отца, а жену и детей оставлять за границей? Извините, но мир уже чуть изменился со времен Эзры, который потребовал расторгнуть смешанные браки и отослать нееврейских жен вместе с детьми от еврейских отцов.
Это разорвало бы семьи и отпугнуло многих потенциальных репатриантов. Законодатели проявили мудрость, найдя компромисс: “Мы определим ‘еврея’ по Галахе, но откроем двери для его детей, внуков и их семей”. Это было практичное решение для объединения народа, а не его разделения.
Демография и “железный занавес”. В 1960-е годы Израиль остро осознавал свою уязвимость и малочисленность. А за железным занавесом, в СССР, томились миллионы советских евреев, многие из которых были в смешанных браках. Если бы закон оставался жестким, сотни тысяч людей не смогли бы уехать в Израиль во время великой алии 1990-х. Поправка 1970 года была стратегическим запалом для будущего демографического взрыва, который укрепил страну.
Так, в 1970 году, под гнетом памяти о прошлом и с надеждой на будущее, у Закона о возвращении появился “пункт о внуках” (статья 4а).
Это не было просто расширением права на репатриацию. Это был мост.
Мост через пропасть, вырытую Холокостом.
Мост для семей, разорванных разными верами и национальностями.
Мост в будущее, где у дома под названием “Израиль” будет не один ключ, а запасные ключи или даже отмычки, чтобы внук всегда мог найти дорогу к дому своего дедушки.
Блог автора на Facebook
комментарии