"И было, в те дни, когда правили судьи, был в стране голод", - так начинается знаменитая Книга Рут. И хотя Танах вовсе не указывает на причинно-следственную связь между правлением судей и неприятностями, обрушившимися на подвластных им людей, из истории нам хорошо известно, что власть никем не избираемых "опекунов" этакого платоновского типа всегда заканчивается плохо и становится настоящим проклятием для демократии.
Судьи играют важнейшую роль в демократическом обществе. Неслучайно в американской политической системе разделения властей назначаемая (то есть не избираемая) судебная власть является равноправной ветвью наряду с избираемой - законодательной ветвью власти.
Несмотря на этот высокий статус, а, возможно, как раз именно благодаря ему, американские судьи последовательно проявляют крайнюю осторожность в осуществлении своих полномочий.
Они вмешиваются лишь в случае конкретного дела, связанного с наличием фактического противоречия между сторонами, к которому истец имеет непосредственное отношение. Таким образом, судьи, используя свои инструменты юридического сдерживания, гарантированно не узурпируют соответствующие полномочия избираемых ветвей власти.
Тем не менее, и их иногда критикуют за то, что они выискивают (иные говорят – изобретают) конституционные основания для признания новых прав, таких как право на аборт или на однополые браки.
Так или иначе, в подавляющем большинстве парламентских демократических стран судебная власть подчиняется законодательной власти (частью которой является и исполнительная власть). И хотя в целом суды, как правило, в достаточной мере независимы, они редко выносят вердикты в отношении законов, принятых парламентом, или действий, предпринятых исполнительной властью. Особенно верно это для стран, где нет письменной Конституции.
В Соединенных Штатах конституционные постановления Верховного суда являются окончательными и могут быть преодолены лишь с помощью поправки к Конституции, что крайне сложно. Недаром, напоминая о силе судейского решения, великий судья, покойный Роберт Джексон, говорил: "Мы не говорим последнего слова, поскольку мы не вправе ошибиться, но мы не вправе ошибиться именно потому, что последнее слово за нами".
В контексте всего вышесказанного становится понятнее проблематичность нынешней ситуации в Израиле.
Израиль является парламентским демократическим государство с независимой судебной системой, возглавляемой Верховным судом. У Израиля нет письменной конституции, но есть свод "основных законов", по сути, составляющий своего рода конституцию.
Однако, в отличие от Верховного суда США, позволяющего себе вмешиваться лишь при наличии реального дела, фактического противоречия и иска, поданного лицом, имеющим непосредственное к нему отношение, Верховный суд Израиля отказывается принимать такого рода ограничения в отношении своей власти.
Это раз за разом приводит к весьма спорным судебным решениям. И хотя некоторые полагают, что они необходимы для поддержания власти закона, по мнению некоторых израильских критиков, в том числе выдающихся юристов и правоведов, подобные решения серьезно превышают полномочия судов.
Так, многие из этих решений наложили ограничения на военные действия против террористов. Правозащитные организации всего мира высоко оценили их в качестве примера того, как правосудие должно регулировать даже самые важные и непростые военные решения. Как заметил бывший председатель Верховного суда Израиля Аарон Барак, "иногда демократия вынуждена сражаться с одной привязанной рукой, но именно торжество закона и является ее преимуществом".
Вместе с тем, в бьющей ключом израильской демократии Верховный суд, решения которого напрямую влияют на жизнь граждан страны, расширяя границы своей непрошеной активности, не может ожидать, что он будет полностью защищен от критики со стороны этих самых граждан и политиков.
Судебная пассивность - ситуация, при которой суд ограничивает свою роль исключительно вынесением решений в традиционных гражданских и уголовных делах (соглашениях, грабежах, и т. п.) - редко является темой для политических споров. В то же время, судебный активизм неизменно становится предметом политических и общественных дискуссий.
Именно так было в Соединенных Штатах во второй половине 30-х годов прошлого века, когда вмешательство консервативного Верховного суда обрушилось на отдельные части "Нового курса" президента Франклина Рузвельта, а затем, уже при администрации Эйзенхауэра, когда вмешательство Верховного суда (уже, наоборот, либерального) отменило сегрегационные "законы Джима Кроу".
Именно это происходит сейчас и в Израиле, где Верховный суд все активнее вмешивается в политические и электоральные вопросы.
И вполне ожидаемо, что по мере того, как решения Верховного суда все более непосредственно влияют на жизнь граждан, общество через избираемых им должностных лиц стремится играть все более активную роль в решениях о том, кто же станет выполнять функции судей и прочих юридических чиновников.
Это именно то, что произошло в Соединенных Штатах, и это именно то, что происходит сегодня в Израиле. Все это, разумеется, вполне объяснимо. Вот только не факт, что так уж желательно.
Нарастающая активность судов с одной стороны и ответное желание общества влиять на избрание тех, кто определяет их жизнь с другой, по сути, ведет к окончательной политизации всего процесса избрания судей. Так это сложилось в Соединенных Штатах, и, так, вероятно, произойдет теперь в Израиле.
Если Верховный суд Израиля позволит себе вынести решение о том, что Биньямину Нетаниягу юридически запрещено создавать правительство, в котором он будет занимать пост премьер-министра из-за предъявленных ему обвинений, это явным образом узурпирует полномочия Кнессета, не принявшего подобный запрет.
Более того, это нанесет ущерб правам электората - общества, предоставившего Нетаниягу большинство голосов, зная о предъявленных обвинениях.
Наконец, это станет и подрывом власти закона, предполагающего презумпцию невиновности для каждого вплоть до судебного приговора.
Короче говоря, подобное решение, цитируя Верховный суд США, отправит судей в "политические дебри" и еще больше политизирует процесс избрания судей.
Таким образом, судебная активность в такого рода вопросах наносит серьезный ущерб как независимости, так и нейтралитету Верховного суда. Хуже того, эта активность еще и предоставляет прокуратуре и полиции слишком много технических возможностей для вмешательства в ход демократических выборов.
В свое время Александр Гамильтон охарактеризовал судебную систему как "наименее опасную" ветвь власти, объясняя это тем, что у нее нет "ни меча, ни кошелька", и свои полномочия она основывает исключительно на рассудительности, честности, достоинстве и независимости судей, обязанных быть в глазах общества беспристрастными и справедливыми.
Таким образом, когда судьи и юристы остаются чрезмерно пассивными перед лицом несправедливости, они рискуют утратить свою роль гарантов власти закона. Однако если они слишком глубоко вмешиваются в электоральные вопросы, то рискуют быть воспринятыми - по праву или нет – как политический фактор, а значит, подлежащий демократической ответственности. А это, в свою очередь, способно поставить под угрозу их независимость.
Все вышесказанное объясняет, каким аккуратным и деликатным должен быть баланс между активностью и независимостью судейской системы. Но ради демократии и верховенства закона его следует искать, находить и придерживаться.
Очевидно, в каждом поколении судей этот баланс может быть немного разным, и похоже, сейчас совершенно неподходящее время для усиления активизма, а значит и неизбежно следующей за ним политизации этого важнейшего израильского института власти.
(перевод Александра Непомнящего)
Источник: "Институт Гэйтстоуна"
комментарии