Ее называют "властительницей умов" и "умеренной феминисткой", а ее героиня Анастасия Каменская — один из самых известных литературных сыщиков. Александра Маринина — один из самых популярных авторов, пишущих сегодня на русском языке. Она сочинила более полусотни детективных романов, изданных в сорока странах мира.
Несмотря на популярность и признание, писательница считает себя неуверенным человеком, в общественной жизни не участвует, редко выходит из дома и мало разговаривает. Даже интервью предпочитает давать в письменном виде. Но мне повезло, и знаменитая сочинительница детективов согласилась побеседовать со мной вживую — ну то есть по "Зуму". Вот такой разговор у нас получился.
— Александра, тридцать лет — это большой срок. Как вам удается поддерживать писательский драйв?
— Все не совсем так, как вам кажется. В последние годы у меня очень медленный темп, я выпускаю одну книгу в год. Кроме того, были продолжительные периоды, когда я ничего не писала. Я совершенно не гонюсь за тем, чтобы сохранять темп и писать по несколько книг в год. Это не про меня. Когда я была на двадцать пять лет моложе, здоровее и задорнее, у меня получалось писать больше, но тот период закончился в девяносто восьмом году. После этого я не могла писать в таком темпе, да и, в общем-то, не стремилась. Иногда, очень редко, получалось написать две книги за год. Но если не получается, то я себя и не насилую.
— А вы вообще человек, который сам себя не насилует?
— Нет, я нормальный человек. И мне, как и всем, приходится иногда делать вещи, которые делать не хочется, которые не вызывают интереса и на которые нет сил. Но написание книг — это не тот случай. За квартиру надо заплатить вовремя, иначе нас выселят. И с собакой выйти нужно в любую погоду, потому что ей не объяснить, что писать будем завтра. А не написала я книгу — и что? Мир не перевернулся. Поэтому я отношусь к этому вполне спокойно. Другое дело, что когда книга написана процентов на шестьдесят, я от нее устаю. Я пытаюсь писать тщательно, без конца перечитываю написанное, и в какой-то момент становится тяжело продолжать этот текст. Вот здесь приходится себя пересиливать и доводить начатую работу до конца. С возрастом я утратила цепкость памяти и быстроту мышления (и это абсолютно нормально), и поэтому мне все время приходится освежать в памяти уже написанное. То, что раньше мне удавалось с первого раза без перечитывания, сейчас уже не удается.
— Если продолжать тему возраста, то в вашей книге "Безупречная репутация", которая вышла в прошлом году, Анастасия Каменская приближается к шестидесяти годам, и ей приходится переосмысливать себя в этом возрасте. Вы описываете собственные переживания?
— В известном смысле да. За тем исключением, что Каменская вышла в отставку десять лет назад, и на протяжении этих лет она перестраивает свою жизнь. Иногда это удается ей лучше, иногда хуже. Каменская по паспорту на три года моложе меня, поэтому сначала я прохожу через определенные периоды жизни, а потом я веду через них свою героиню. Конечно, я не могу посмотреть на проблему старения глазами другой женщины, поэтому я описываю свой опыт.
— Вы через Каменскую рассказываете о том, какие преимущества дает возраст: опыт, меньше ошибок, и еще мне очень понравилось снижение вероятности быть изнасилованной в темном переулке. То есть вы, как автор и как женщина, научились видеть плюсы в возрасте.
— Конечно. Я абсолютно не скрываю свой возраст, это было бы глупо. И главное, зачем? В этом нет никакого смысла. В возрасте после пятидесяти есть свои преимущества. В шестьдесят этих преимуществ становится больше. И если эти преимущества использовать правильно, то в возрасте после семидесяти их станет еще больше. Самое главное, конечно, чтобы не подвело ментальное здоровье. Это самое опасное: если оно подводит, то человек становится невыносимым для окружающих и в итоге остается в полном одиночестве.
— Поэтому вы вывели для себя некую формулу.
— Это даже не формула, а, скорее, ряд советов, которые я сама себе даю. Например, не нужно бояться осваивать что-то новое или вспоминать давно забытое. Я когда-то училась в музыкальной школе, и после пятидесяти лет об этом вспомнила. Муж подарил мне на день рождения пианино, и я с тех пор потихоньку восстанавливаю навыки. Это тренировка концентрации, памяти, координации. Это то, что необходимо для мозга. То есть нужно продолжать загружать себя и работать, и ни в коем случае не говорить: "Это мне уже поздно". Зрелые годы, то, что в России гордо называется "возрастом дожития", это прекрасные годы. Правда, прекрасные. Ты уже никому ничего не должен, есть только ты и твои интересы, желания и возможности.
— Но вы все-таки не живете жизнью обычной пенсионерки. Вы пишете книги, и для вас в последние тридцать лет это основная работа.
— Это не совсем так. Работа была тогда, когда я ходила на работу. Когда я служила, у меня было начальство, я должна была доказывать, что достойна этой должности и так далее. Как только я вышла в отставку, я никому ничего не доказываю. Написание книг для меня с самого начала было удовольствием. Мне было страшно интересно, я очень радовалась, что мои книги интересны кому-то еще. Что их читают, издают, за это платят деньги. Но доказывать было некому и нечего.
— Ну как это нечего? Всегда есть желание обойти конкурентов, получить какую-то премию или высокий гонорар. Или чтобы у ваших книг были самые высокие тиражи.
— Да, хочется, но это совершенно никак не связано с "доказыванием". Чтобы были выше тиражи, нужно просто работать честно, вкладывая душу. И эта искренность всегда будет прочитана и оценена читателями. Если ты делаешь работу не искренне, исходя из модной конъюнктуры, это будет чувствоваться в тексте. Надо работать честно и увлеченно. А что касается премий… Я не честолюбивый человек. Я не конкурентный боец. Мне неинтересно быть первой и лучшей. Мне хочется сделать то, что мне интересно, и чтобы меня за это не ругали. Лучше пусть меня не заметят.
— Но как же вас не заметить, если вы стали одной из родоначальниц жанра детектива в России?
— Сейчас, наверное, нельзя не заметить. Но когда я начинала, детективы писали все. С той только разницей, что это были мужчины. Может быть, поэтому меня и заметили.
— То есть вы хотите сказать, что вы не пробивались, у вас не было трудного пути наверх?
— Нет. Есть один замечательный закон, который всегда работает: чем меньше ты хочешь, тем больше получаешь. Не надо никуда пробиваться. Если тебе суждено, Бог дал способность быть интересным какому-то количеству людей, то все сложится само собой. А если этого нет, то, как ты ни пыжься, круг людей, которым ты интересен, шире не станет.
— То есть реклама и маркетинг в литературе не работают?
— С помощью рекламы можно привлечь к себе внимание при первом появлении. Но второе появление все равно будет провальным. Кроме того, есть такое понятие, как репутация. Если автор хочет, чтобы его читало как можно больше людей, то он должен ответить для себя на вопрос: все ли мне равно, что это за люди? Если все равно, то, конечно, скандалы ему только на руку. Если важны те, кого скандальность автора не привлекает, тогда своего читателя он рискует потерять. Для меня репутация гораздо важнее тиражей.
— Вы фаталистка?
— Нет, я не фаталистка, я математик. Поэтому я понимаю, где большие числа, а где маленькие, и что маленькие числа большими не станут никогда. У них просто разные законы. С творчеством то же самое. Или это есть, или этого нет.
— А в какой момент вы почувствовали, что у вас это есть?
— А я это не почувствовала. Я до сих пор этому удивляюсь. Я ничем не выдающийся человек, я среднестатистическая. Может быть, именно поэтому многим людям интересны мои книги. Я переживаю то же самое, что и они. Я думаю о том же, о чем и они. Я средняя. Может быть, у меня есть некоторые способности рассказывать увлекательно о том, что интересно многим. Суть в том, что я не для узкого круга. К таланту это не имеет никакого отношения. Зато с трудолюбием у меня обстоят дела неплохо. Я все заработала своим горбом, но только я не понимаю, чем здесь хвалиться. Это же естественно! В наследство это не получишь, в лотерею не выиграешь. Творчество — это процесс сугубо индивидуальный.
Александра Маринина много лет проработала научным сотрудником в МВД и вышла в отставку в звании подполковника, успев написать более тридцати исследовательских работ о личности преступников, имеющих аномалии психики. За свою милицейскую карьеру Марининой пришлось встречаться с реальными преступниками, и этот опыт дал представление о том, что движет человеком, идущим на убийство. Детективные романы писательницы отличаются психологической достоверностью, что признают даже бывшие коллеги.
— А процесс расследования преступления, который вы описываете в книгах, совпадает с реальным?
— Да. Хотя по-настоящему расследование происходит еще труднее и медленнее. Но очевидных глупостей в моих книгах вы не найдете.
— Ваши книги основаны на реальных преступлениях?
— Нет. Для этого есть журналисты, которые прекрасно напишут документальный материал. Я придумываю идею, и уже исходя из нее начинаю строить сюжет, конструировать преступление и цепь расследования, придумываю персонажи и их действия.
— Тогда у меня такой вопрос. Детектив принято относить к жанру "популярной" литературы. Один из ваших персонажей, автор детективных романов Томилина, как-то произносит такую фразу: "Литература не делится на сорта. Она бывает хорошая или плохая". А как определить, перед нами хорошая литература или плохая?
— Никак. Нет такого понятия "хороший текст". Вот вы открываете книгу и начинаете читать. Она может быть написана корявым языком, стилистически невыверенная. Но в ней есть мысль, которая вам в данный момент близка. И для вас это будет лучший текст на свете. А завтра вы возьмете другую книгу, которая будет изысканна и исключительно красиво написана. Блеск, а не текст! Но она вас не трогает, эта проблематика вас совершенно не интересует. Все, для вас этот текст плохой. Потому что сегодня он не производит на вас должного впечатления. Ваш опыт настолько уникален, что его невозможно повторить. Поэтому любой текст может быть хорош именно для вас, а для меня станет проходным. Моя позиция очень проста: литература никому ничего не должна. У нее только одна задача: разговаривать с читателем. Способов этого разговора может быть множество: от философских бесед до анекдотов.
— Но, с другой стороны, существует же профессиональное литературное сообщество, есть критики, литературоведы, исследователи, которые определяют: вот это будем считать классикой, а это — чтиво для метро. Вы говорите, что боитесь, что вас будут ругать, и тем не менее вам часто достается от критически настроенных литературных обозревателей.
— Я к этому отношусь чрезвычайно скептически, потому что считаю, что это абсолютно неправомерно. Назвать книгу "чтивом для метро" может только тот, кто в метро никогда не спускался. Если человек читает в метро, это значит, что он начал читать книгу дома и не смог от нее оторваться. Значит, текст увлекательный. Это высокомерное снобистское деление: увлекательно значит пошло, а "настоящее" должно быть вязким, трудным. Кто это сказал? Этот миф, который без всякого осмысления навязывается высоколобыми литераторами, у меня вызывает хохот.
— Вы считаете, что вся эта структура, которая возникла вокруг литературы, в том числе критика, литературоведение, рецензирование, это способ неудавшихся литераторов найти себе применение? То есть, по большому счету, профанация?
— Да, я именно так и думаю. Понимаете, я пришла из научной среды, где ни один служебный документ не может выйти в свет без коллективного обсуждения. Поэтому для меня критика моих текстов — это абсолютная норма жизни, в которой я прожила двадцать лет. Но то была конструктивная критика, то есть направленная на то, чтобы текст стал лучше. Сегодняшняя литературная критика не является конструктивной, она выходит постфактум, когда текст уже невозможно изменить. Более того, она не конструктивная, а оценочная: "бездарный текст", "картонные персонажи", "канцелярский язык" и так далее.
— Но ведь критика не существует в вакууме, есть масса учебников литературного мастерства, есть курсы, школы, даже литературный институт есть!
— Да, но, как правило, выпускники этих учебных заведений становятся в лучшем случае журналистами. Ни Пушкин, ни Тургенев институты не заканчивали.
— А почему, как вам кажется, можно научить человека быть врачом или зубным техником, но нельзя научить быть писателем?
— Потому что написание книг — это разговор с душой и мозгом читателя. Нельзя научить человека быть интересным. Можно научить строить композицию текста или ясно излагать мысли. Но идеально выстроенный текст все равно не пробьется к душе, если нет умения разговаривать с читателем. Текст — это не плевок в вечность, а беседа.
Александра Маринина стала первым русскоязычным автором, заработавшим литературным трудом миллион долларов, а ее книги пользуются успехом и неизменно попадают в списки бестселлеров. Автор не боится экспериментировать с жанрами и сочиняет не только детективные истории, но и семейные саги, и даже пьесы. О своей жизни старается не рассказывать и держится подальше от публичности.
— Вы писатель-одиночка?
— Я абсолютная одиночка. Я очень мало выхожу из дома, разве что с собакой погулять. Я не люблю шум, я не люблю больших людских скоплений. Более того, я не люблю разговаривать. Я люблю читать, слушать и быть в одиночестве. Я не делаю то, что модно. Мне противно быть вместе со всеми, поэтому я не хожу на ток-шоу и не вступаю в партии. Более того, я не ношу то, что модно. Мода у меня ассоциируется с манипуляцией. Это попытка заставить нас покупать. А я не хочу кому-то нести деньги в карманы.
— А как это сочетается с выражением "модная писательница Александра Маринина"?
— Я не знаю. Модной я никогда не была. Я популярная, а это совершенно другое. Модный писатель — это тот, кого назначила модным группа хорошо понимающих в маркетинге людей. А я к этому кругу не отношусь.
— Несмотря на признание и огромные тиражи, вы называете себя неуверенным человеком. Почему?
— Все эти тиражи и признания позволяют сформулировать только одну мысль: до сегодняшнего дня у меня получалось, но не факт, что получится завтра.
— А что будет, если завтра не получится?
— Буду решать, что делать дальше: анализировать свои ошибки и думать, как их исправить, или приходить к осознанию, что это конец и я сдулась и исписалась. Принятие ситуации — это, наверное, единственная мудрость, которой я научилась с годами.
комментарии