В декабре 1942 года всем обитателям гетто уже было ясно, что они обречены. Но жизнь есть жизнь – мы продолжали ходить на принудительные работы и думали не о близкой смерти и о возможном сопротивлении, а о том, где раздобыть какие-то продукты. Поставщиками этих продуктов были, в основном, контрабандисты – поляки, которые проникали в гетто и предлагали муку, хлеб или некое подобие булочек в обмен на те ценности, которые нам удалось взять с собой при отправке в гетто. К концу 1942 году многие уже успели обменять все, что у них было, и покупали у контрабандистов еду за марки, которые немцы платили за принудительные работы. Это были гроши, и от голодной смерти они не спасали.

Но я хорошо помню, как утром, заглянув в прихваченный с собой в гетто календарь, я обнаружил, что наступающий вечер – первый вечер Хануки. Это было необъяснимо, но желание зажечь вечером лежащий дома ханукальный светильник – последнюю оставшуюся у меня ценную вещь – неожиданно овладело всем моим существом. Весь день я уже не мог ни о чем думать, как только об этом.

Когда мы вернулись с работы в гетто, неподалеку от ворот меня окликнул знакомый контрабандист.

– Хочешь булочку, жидок? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Хочу не булочку – хочу свечку. Даже две свечки.

Помню, он посмотрел на меня как на сумасшедшего.

А что даст мне пан, если я достану ему две свечи, которых сейчас нельзя сыскать по всей Варшаве? – с сарказмом спросил поляк.

– Все, что захочешь, – ответил я.

– Что именно?!

– Пачку американских сигарет!

Тут надо заметить, что пачка американских сигарет, которую я припрятал на самый черный день, была тогда во всей Варшаве огромной ценностью. Да что там пачка – даже одна американская сигарета стоила буханку хлеба, а то и больше.

– Согласен! – сказал он.

– При одном условии, – добавил я. – Я проберусь вечером к тебе в дом (а жил он неподалеку от гетто), и мы зажжем одну свечу у тебя на подоконнике.

– Ты с ума сошел, жидок! – сказал он. – На это я не пойду! Ты что, забыл о немецких патрулях?!

Но, как вы догадываетесь, жадность в конце концов победила, и он решил рискнуть. Вечером я стал выбираться с ханукией из гетто, и вместе со мной увязалось несколько моих приятелей. Никогда не забуду, как я прочел нужное благословение, как несколько голосов подхватили за мной “Амейн!" и я зажег на подоконнике квартиры этого поляка первую свечу – в надежде, что она будет хорошо видна в гетто. Но вы не поверите – словно в ответ почти сразу же вспыхнули свечи в окнах десятках домов гетто. Откуда все эти евреи взяли свечи, я не знаю. Не думаю, что они достались им легче, чем мне.

Я до сих пор вспоминаю тот морозный декабрь 1942 года, погруженную в ночной мрак Варшаву и свечи, горящие в окнах домов еврейского гетто. Вспоминаю – и понимаю, что никто не в силах потушить этот свет.



Оригинал: Facebook





Источник: "КОНТИНЕНТ"