"Внизу по улице двигалась одинокая фигура прохожего. Он шел сгорбившись; воротник старого пальто был поднят, руки засунуты глубоко в карманы, локти прижаты к бокам. Слегка покачиваясь, словно привидение, он удалялся – в город мокрых, блестящих под пеленой мелкого дождя крыш" – маленький фрагмент из романа "Мы, живые" Айн Рэнд.

Рэнд – американская писательница, философ. У нее есть особенность: она редко кого оставляет равнодушным. Обычно ее работы или сильно нравятся, или так же сильно не нравятся. У меня, например, многие атрибуты ее философии вызывают отторжение. Но вот прочитал в минувшем году роман "Мы, живые" (1936) и, пожалуй, он стал для меня главным литературным открытием года.

Это первый роман прозаика и, по мнению ряда литературных критиков, лучшее ее произведение. "Мы на злобу всем буржуям мировой пожар раздуем". Россия после революции и Гражданской войны. Петроград–Ленинград первой половины 1920-х. Человек и эпоха. "Дни голода, борьбы и надежды", коммунистический идеализм и антисоветскость, лицемерие и отчаяние. И, конечно, любовь. Даже любовный треугольник.

Мечта об Америке

Настоящее имя Рэнд – Алиса Зиновьевна Розенбаум. Как видим, однофамилица популярного певца. Да и землячка его – тоже из Санкт-Петербурга. Она родилась в семье фармацевта, владельца аптеки на Невском проспекте, которую после революции конфисковали большевики. Вместе с квартирой и мебелью. В Петрограде Рэнд окончила университет, получив специальность социального педагога. Потом поступила в Школу экранного искусства. Но мечтала покинуть СССР и поселиться в США. В Америке она видела "самую свободную страну в мире, страну индивидуальностей" В 1925-м ей удалось получить выездную визу в США под предлогом визита к живущим там родственникам. В те времена поехать за границу уже было сложно, но еще возможно. В Россию она уже не вернулась.

В США работала официанткой, продавщицей, костюмершей и сценаристкой в Голливуде, снималась в массовых сценах. В 1929-м вышла замуж за киноактера Фрэнка О'Коннора и получила американское гражданство. В 1936-м дебютировала в литературе.

"Да здравствует диктатура пролетариата!"

В "Мы, живые" Рэнд отчетливо передает атмосферу смутного времени. Разруха, полуголодный рацион, продовольственные карточки (и то только для рабочих, совслужащих и студентов), бесконечные очереди, примусы, печи-буржуйки, дома без электричества, советские демонстрации на пыльных улицах, черные фабричные трубы, поезда, забитые людьми и узлами, переполненные трамваи, извозчики с пролетками, ощетинившиеся штыками грузовики, партсобрания, ГПУ, классовые враги и пролетарская идеология, аресты, кожаные куртки, красные полотнища, пионеры, комсомольцы, "лишенцы", пониженные в правах, НЭП и частные магазинчики, ораторы на студенческих трибунах, шелуха семечек, анекдоты, свое мнение о теории относительности и общественной миссии пролетарской литературы.

Обращения "гражданин, гражданка" и внеполовое "товарищ". Плакатные лозунги на стенах с осыпавшейся штукатуркой: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", "СССР – ядро будущего мирового государства", "Да здравствует диктатура пролетариата!", "Наша сила – в сплоченности коллектива", "Работницы текстильной фабрики № 2 выражают свою поддержку английским рабочим в антиимпериалистической борьбе!". И захватившая даже партийцев привычка все некачественные отечественные изделия называть "советскими". Портреты Ленина, Маркса, Зиновьева, Троцкого. А потом "под влиянием заблуждений из наших рядов выпал один из наиболее значительных партийных деятелей – Лев Троцкий".

"Кто был никем – тот станет всем!". Все должны были вставать, когда звучал "Интернационал". Песня революции "Яблочко" – "не вышитая ни на каком знамени, но въевшаяся в каждую утомленную глотку": "Эх, яблочко, куда ж ты котишься?" А еще в Петрограде очень популярен судорожно-ритмичный "Джон Грэй".

В советских учреждениях говорили о самоотверженном труде на благо коллектива. На рынке многие люди продавали последние пожитки, им уже нечего было ждать от жизни. На многих магазинах таблички: "Товарищи грабители, пожалуйста, не беспокойтесь. Внутри – пусто". В судах заявляли, что "беспристрастное правосудие – буржуазный пережиток. Наше правосудие – классовое" В кругах "бывших" многие верили в скорый возврат прежнего, крушение большевиков: "Всё это временно... Думаете, Россия мертва? Думаете, Европа слепа?.."

Выживание

Картина времени особенно представлена в лицах героев книги. Главная героиня – Кира Аргунова. В начале романа, в 1922 г., ей 18 лет. Дочь бывшего владельца текстильной фабрики, национализированной именем народа. Теперь под красным ярмом семья пытается "начать жизнь с начала, если такое начало вообще было возможно". Когда индивидуалистка и антикоммунистка Кира получает трудовую книжку, совслужащий напутствует ее: "Кто не работает, тот не ест... Пусть единство рабочих и крестьян всегда будет смыслом твоей жизни". Кира поступает в Технологический институт.

– Ты хочешь строить для Красного государства? – спрашивает у нее родственник.

– Я хочу строить, потому что хочу строить.

Любовь к Лео Коваленскому круто меняет ее жизнь. Его отец – старый адмирал, потерявший зрение на войне – спрятал у себя дома профессора – участника антисоветского заговора, за это его расстреляли без суда и следствия. Лео удалось скрыться и его разыскивает ГПУ. Попытка Лео и Киры покинуть страну – пересечь ночью границу на шхуне контрабандистов – заканчивается задержанием их береговой охраной. Однако никакой вины за ними перед советской властью не числится, и их отпускают.

Они живут вместе. Но и жизнь на свободе предельно наполнена несвободными трудностями: "Раньше она всегда знала, что она живая, особо не задумывалась над этим. Но теперь она вдруг обнаружила, что простое выживание превратилось в проблему, для решения которой требовалось много сил и времени…" Рэнд показывает тяжелый быт, безденежье.

Против советской власти Кира никогда публично не высказывается. Напротив, работая, например, экскурсоводом в Музее революции, она говорит зевающим экскурсантам: "Долг каждого сознательного гражданина – знать историю нашего революционного движения, чтобы быть бдительным, просвещенным борцом за дело мировой революции".

Буржуи

Лео изучает историю и философию в Петроградском университете. "Я изучаю философию, потому что пролетариату РСФСР совершенно не нужна эта наука". Одновременно он работает в Госиздате – переводит книги с английского, немецкого и французского. Однако пришел день, когда его уволили за отсутствие "общественного сознания". А дальше начались мытарства с поиском работы. Контрреволюционная биография, дворянское происхождение, не член партии, не член профсоюза – нигде не берут.

– Значит, вы хотите вступить в профсоюз работников просвещения? Где вы работаете? Нигде? Мы не можем вас принять.

– Но меня не берут на работу, потому что я не член профсоюза.

– Повторяю: мы принимаем в профсоюз только работающих.

Или откровенно классовый подход:

– Нет никаких свободных мест. Многие рабочие голодают, а вы, буржуй, спрашиваете у меня работу. Да я сам рабочий, прямо от станка. До революции я был безработным, а вы, буржуи, пожалели меня? Вот теперь вы сами можете на своей шкуре испытать, что это такое.

А управдом извещает то о сокращении жилплощади – подселении в квартиру новых жильцов, то о повышении квартплаты для не работающих в соцучреждениях: "Вы ведь относитесь к категории лиц, живущих на нетрудовые доходы".

А потом пришел черед чистки в вузах. Нужно было доказывать "происхождение от станка или от плуга". Признанные социально нежелательными отчислялись. Газеты ревели: "Мы не должны учить наших классовых врагов!" В ходу шутки: "Мои родители? Крестьянка и два рабочих". Киру и Лео отчислили.

Люди живут для себя

В Технологическом институте Кира познакомилась с учившимся тут "очень красным коммунистом", героем Гражданской войны, сотрудником ГПУ тов. Андреем Тагановым. Она ненавидит коммунистов, но "случилось так, что он понравился мне". Кардинальное различие политических позиций, но они подружились.

Кира редко кому могла рассказать о своих мыслях и чувствах. "Но для Андрея она сделала исключение… Коммунисты вызывали в ней страх; страх опуститься, просто общаясь и разговаривая с ними, даже просто глядя на них" Но нежно относящемуся к ней Андрею она доверяла, с ним могла быть откровенной.

– Мне отвратительны ваши идеалы, – говорила Кира. – Партия планирует подарить рай человечеству, но есть одно утверждение, которое превращает ваш рай в самый неописуемый ад: ваше утверждение о том, что человек должен жить для государства… Вы не знаете, что люди живут только для самих себя, по крайней мере лучшие из них, те, кто этого достоин?..

– Почему вы не боретесь против нас?

– Потому, что у меня с вами столько же общего, сколько с врагами, которые сражаются против вас. Я не хочу сражаться за людей, я не хочу сражаться против людей… Я хочу, чтобы меня оставили в покое, я хочу жить.

Она хмурилась, когда он говорил о своих сражениях в Красной армии, но с восхищением улыбалась шраму на его лбу. Он иронично улыбался истории о потере ее отцом фабрики, но хмурился, с беспокойством глядя на старые башмаки Киры. "Его слова боролись с ее словами, но его глаза искали в ее глазах поддержки. Она говорила „нет“ словам, которые он произносил, и „да“ голосу, который произносил их".

А вы член профсоюза?

Но жизнь Киры заполняет Лео: "Его необыкновенно красивое лицо было для Киры своего рода наркотиком, волшебным, безграничным и совершенным, как музыка" Однажды он заболел туберкулезом. Доктор сказал, что срочно необходим санаторий в Крыму. Кира бегает по больницам, но выясняется, что для лечения нужно… быть членом профсоюза. Ей говорят:

– Санатории в Крыму? Он – не член партии? И он – не член профсоюза? И он – не государственный служащий? Вы шутите, гражданка… У нас сотни людей ждут очереди.

В Крыму существовали и частные санатории, но лечение в них стоило больших денег. С трудом Кира добилась приема у одного из начальников города. Товарищ комиссар сказал:

– В Гражданскую войну погибло сто тысяч рабочих. Почему у нас в СССР не может умереть один аристократ?

Любящий Киру Андрей не знает, что она живет с Лео. И Кира в поиске денег на санаторий идет на интимную близость с Андреем. Она говорит ему, что деньги нужны для ее голодающей семьи. Ей не пришлось просить: он отдал ей свою месячную зарплату. А Лео она сказала, что деньги прислал ее дядя из Будапешта. С юга Лео вернулся вылечившимся, спасенным.

К чему пришла революция?

Андрей боготворит Киру, предлагает выйти за него замуж. А Кира боготворит Лео, но на ее предложение поженится он расхохотался звучным холодным смехом:

– Что за чепуха, Кира? Хочешь прикрыть грех законным браком?.. Я не расположен к тому, чтобы превратиться в почтенного супруга.

От общения с Кирой и наблюдений за окружающей жизнью взгляды Андрея постепенно радикально меняются: "я вдруг… понимаю, что возможна такая жизнь, когда живешь только ради собственного счастья… всё мое существование было борьбой и будущим. Ты научила меня жить настоящим".

– Возможно, ты права во многом, – говорит он Кире, – к чему пришла эта наша великая революция?.. Мы уничтожаем деревни, мы расстреливаем из пулеметов крестьян, которые сошли с ума от нищеты, крестьян, которые убили одного коммуниста. А десять партийных братьев отмщенной жертвы пьют шампанское дома у человека, у которого на рукавах алмазные запонки. Где он взял эти алмазы? Кто платит за это шампанское?.. Я боюсь думать… потому что я думаю временами, что, возможно, у наших идеалов и не может быть другого результата.

– Причина не в людях, а в природе ваших идеалов, – реагирует Кира.

Кто убил его?

Лео стал владельцем продовольственного магазина, куда поступали украденные товары. В доме появились деньги, прислуга. В шкафу – новые платья и туфли, но на работу, чтобы не потерять ее, Кира ходит в обносках.

Андрей провел расследование и выявил схему хищения. Но начальство сказало, что виновным нужно сделать только Коваленского. Готовится судебный процесс с освещением в газетах. А подельников – чиновника пищетреста и партийного деятеля – трогать нельзя. Пищетрестовика лишь уволили "по состоянию здоровья", а партийный вообще вышел сухим из воды. Старшие товарищи прикрыли.

Таганов арестовывает Коваленского и узнает, что Кира – его любовница. Она признается: "Ты думаешь, я любила тебя?.. ты со своей большой любовью, твои поцелуи и твое тело значили для меня только одно – пачку хрустящих белых червонцев с серпом и молотом в уголке. Я их посылала в один из туберкулезных санаториев Крыма для того, чтобы спасти жизнь человека, которого я любила еще до того, как встретила тебя…"

Андрей об этом не знал: "Кира, на твоем месте я сделал бы то же самое для любимого мною человека – для тебя". Таганов добился, чтобы Коваленского выпустили. И крамольно выступил на партсобрании: "Действительно ли мы уверены в правильности того, что делаем? Никто не вправе решать за других, ради чего они должны жить, потому что в лучших из нас есть то, что стоит над всеми государствами и коллективами. Я говорю о разуме человека и его ценностях…"

Партия по-прежнему значит для него очень много. Но разочарования от ее политики велики. А вышестоящие товарищи очень разочарованы им. Но времена в партии еще сравнительно вегетарианские. Таганова переводят из ГПУ на должность библиотекаря в ленинский уголок кружка домохозяек в пригороде Ленинграда. Перспектива быть выметенным из партии при следующей чистке очевидна.

Вскоре он вытащил из ящика стола листок бумаги и написал: "В моей смерти прошу никого не винить" В "Правде" говорилось, что ЦК компартии "выражает свою глубокую скорбь в связи со смертью героического борца за дело революции".

Кира размышляет над тем, кто же всё-таки убил его – она сама, революция или и то, и другое?

"Только бы выбраться отсюда"

А Лео хочет шикарной жизни и бросает Киру. Принимает предложение женщины с приличной суммой денег немного отдохнуть на Кавказе: "Лев Коваленский – великий альфонс СССР! Я буду пить шампанское, есть белый хлеб, носить шелковые рубашки и разъезжать в лимузинах, и мне не придется ни о чем беспокоиться. Да здравствует диктатура пролетариата!"

Кира решает уехать за границу. "Только бы выбраться отсюда". Прошение о предоставлении ей загранпаспорта, естественно, отклонили. И тогда она пытается нелегально перейти латвийскую границу: в белом одеянии в снежной пустыне. "Там, в том мире, по ту сторону границы, ее ждет жизнь, которой она была верна каждый час своей жизни…" Но гражданин Иван Иванов, охраняющий рубежи СССР, выстрелил в нее и ранил. И она умирает.

Человеческое и политическое

По-моему, весьма симпатичная психологическая проза у Рэнд получилась. Автор знала предмет этого разговора с читателем и создала литературный памятник увлекательного с исторической точки зрения времени: отобразила в событиях жизни героев, в их диалогах и дискуссиях его общественно-политический климат, столкновение личного и общественного, моральных и аморальных позиций. Она проиллюстрировала людей разных социальных слоев, нравы партийной среды и бывших "хозяев жизни". Предательство революции одними партийцами, которые стремятся только к власти, наживе и тяжелые размышления других о том, к чему в итоге привела революция. И обжигающая их мысль об изначальной утопичности большевистских идей.

Интересно, что при всей ненависти Рэнд к советскому строю коммунист Таганов в межличностных отношениях показан значительно более нравственным, чем дворянин-контрреволюционер Коваленский. И тем более, чем дворянин Виктор Дунаев – двоюродный брат Киры, который из карьеристских соображений вступил в компартию и донес на родную сестру, прятавшую от ГПУ своего возлюбленного, задействованного в антисоветском заговоре.

Ощутим акцент писательницы на то, что личное человеческое зрение может превалировать над зрением политическим, а разночтения в кардинальнейших политических вопросах могут не служить помехой для личных симпатий, дружбы, любви.

Литературные критики часто говорят о черно-белом мировоззрении Рэнд. Например, американская журналистка Энн Хеллер в своей книге "Айн Рэнд и мир, который она создала" отмечает, что Рэнд известны только две краски – черная и белая. Положительные герои красивы, как античные боги, благородны, честны. Отрицательные – уродливы, низкорослы, трусливы, лживы. Но как раз "Мы, живые" лишены такой одномерности. И это одно из главных достоинств романа.

Евреи в книге не присутствуют. Несмотря на заметную представленность в России того времени. Разве что персонаж второго плана – девушка по имени Рита Экслер. О ее национальности ничего не говорится, но фамилия такую возможность допускает. Ну, и упоминания о большевистских вождях-евреях.

Кстати, такой антикоммунистический роман Рэнд – очередной пример того, что, вопреки известному мифу, далеко не все евреи радовались приходу большевизма в России.

Автобиографично

Роман вышел в 1936 г. в США и не принес писательнице многочисленных аплодисментов. Большинство американских читателей, да еще в период "Великой депрессии", мало интересовали события в далекой и непонятной России. А те, кого они интересовали, были склонны в те годы идеалистически воспринимать социализм в СССР, и суровое воспроизведение действительности ко двору не пришлось. Да и критики восторженности не проявили. Первоначальный тираж составил только 3000 экземпляров. Однако, когда имя Рэнд уже приобрело в США известность, в 1959 г. вышло второе издание произведения с некоторыми изменениями, и теперь его читали гораздо охотнее. К началу ХХI в. общий тираж перевалил за три миллиона.

А изначально роман пользовался заметной популярностью… в фашистской Италии Муссолини, где его решили использовать для обличения СССР. И национальное происхождение Рэнд преградой не стало, хотя в Италии к тому времени уже правил бал расовый антисемитизм. Впрочем, национальность Рэнд не афишировала. А против фашизма, конечно, выступала и не давала согласия на появление книги. В 1942 г. по книге вышло два фильма, имевших большой успех у зрителей. Одни видели в них только осуждение советского строя, другие – и порицание фашизма в Италии.

В СССР Рэнд, разумеется, не печатали. Советский читатель о ней ничего не знал.

Книга во многом автобиографическая. Рэнд отмечала, что убеждения и ценности главной героини совпадают с ее взглядами. А сюжет придуман. Прототипом для Лео Коваленского стал инженер, первая любовь писательницы Лев (Лео) Беккерман, расстрелянный в 1937-м.

"Как Маркс для коммунизма"

Второй и третий романы писательницы – "Источник" (1943) и "Атлант расправил плечи" (1957) – уже с американской тематикой. Рецензии критиков различались, больше было отрицательных. Но широкая читательская аудитория приняла романы, они сделали Рэнд популярной в США.

Затем она уже занималась не литературой, а философией. Хотя и в литературных ее произведениях философского очень много. "Клянусь моей жизнью и моей любовью, что я никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу никакого другого человека жить ради меня" – эти слова Джона Голта, героя романа "Атлант пожимает плечами" – квинтэссенция рэндовских рассуждений.

Противоречивая, отчасти верная, но во многом спорная философия Рэнд (см. "ЕП", 2020, № 2) – тема отдельная. Она создала свою философскую систему под названием "объективизм", где ключевыми понятиями выступают индивидуализм, разум, рациональный эгоизм, воинствующий атеизм. Рэнд выступала против коллективизма, альтруизма, вмешательства государства в жизнь общества. Она ненавидела советский социализм. И в то же время следовала некоторым большевистским идеологемам, критиковала многие стороны демократии капитализма. Полагала, что правительству свободной страны приличествует выполнять одну-единственную функцию – защиту прав личности от насилия. Считала, что большой бизнес преследуется в американском обществе.

Книги Рэнд изданы многомиллионными тиражами. Мнения о них неоднозначные. Они сформировали мировосприятие ряда американских политиков и бизнесменов. Джин Ландрам пишет о Рэнд в своей книге "Тринадцать женщин, которые изменили мир", что "ее значение для капитализма сходно со значением Карла Маркса для коммунизма". Большинство философов не приняли ее философские построения, однако, как подчеркивает литературовед Александр Эткинд, "Рэнд не сделала академической карьеры, но осталась предметом культа". Американская мечта Рэнд претворилась в жизнь.

Источник: "Еврейский Мир"