ТЕЛЕВИДЕНИЕ
Фото: предоставлено автором
Публицистика

Ада-блокадница

"Спустя почти восемьдесят лет эта картина стоит у меня перед глазами так же ясно, как и тогда", - говорит Ада Половец, бывшая ленинградская блокадница. Сейчас ей 94 года, она живет в Ришон ле-Ционе, с трудом передвигается и плохо слышит.

Ада – одна из немногих ныне живущих очевидцев тех страшных событий. Воспоминания о том, что пришлось ей пережить много лет назад в блокадном Ленинграде, даются мучительно. Но она собирается с силами и рассказывает.

"Зима. Длинная очередь за хлебом. Люди злые, голодные, прижимают к груди только что отоваренные по карточкам крохотные "иждивенческие" пайки весом в сто двадцать пять граммов. Это не хлеб даже, а странная, плохо пропеченная смесь из муки, отрубей, какой-то клейковины и еще бог знает чего… Вдруг подбегает мальчишка и быстрым, проворным движением выхватывает из чужих рук хлеб. Пока никто не опомнился, жадно заглатывает куски. Люди набрасываются на него, бьют, ругают, пинают. А он сует и сует эти куски в рот и глотает. Хлеб твердый, его трудно разжевать, мальчик давится, выплевывает куски и снова засовывает в рот. Через несколько минут все кончено".

Когда началась блокада, Аде было четырнадцать лет. Она жила в Ленинграде вместе с мамой Басей и старшей сестрой восемнадцатилетней Аней. Папа Самуил ушел на фронт, и вестей от него почти не было.

До войны Брегманы считались зажиточной семьей. Отец работал поваром в столовой. Он приносил домой мясо, картошку, крупы, сахар. В доме никогда не было недостатка в продуктах. Маленькая Ада была худой девочкой с плохим аппетитом. Взрослые переживали, главной заботой было найти способ накормить ее. Никто тогда и подумать не мог, что вскоре наступит настоящий голод.

"Вы даже не можете себе представить, что это такое. Когда нечего кушать. Не-че-го. Человек не может жить без еды. От голода мы сходили с ума. Я помню, как я ела свой хлеб. Я его прятала в специальный ящичек, а потом вытаскивала и съедала по кусочку, по крошечке".

В первые месяцы блокады удавалось выжить на запасах из "прошлой" жизни. Никто не знал, сколько продлится голод, и надолго ли хватит провизии. Выяснилось, что совсем ненадолго. Мешки с продуктами были уничтожены почти мгновенно. И дальше наступила мучительная неизвестность.

"Мама плакала, когда смотрела, как мы доедаем ложками последний кусок сливочного масла, - рассказывает Ада. - Больше не оставалось ничего. Даже хлеба. Свой паек она тоже отдавала нам. Мы просили ее: "Мама, покушай". Но она говорила: "Я не голодна". А сама таяла на глазах. А какая она раньше была красавица…"

Холод был еще одним проклятьем блокадного Ленинграда. Та зима 42-го выдалась особенно суровой. Жгли мебель, одежду, книги. Все, что могло гореть и согревать. К счастью, старые запасы помогли и здесь. В подвале сохранились дрова, припасенные еще с довоенного времени. Ими и разжигали маленький примус.

"Это было страшно. Во время бомбежек мы прятались под лестницей. Других-то мест все равно не было. Просто по счастливой случайности в нас не попала бомба. Однажды мы с мамой ходили за хлебом. Было так холодно, что мы просто окоченели, стоя в очереди. Это была самая холодная зима за многие годы. Мама взяла меня за руку и отвела в какой-то подъезд – погреться. Спустя несколько минут послышалась сирена, страшный грохот, крики. Мы выглянули – от нашей очереди не осталось ничего".

Смерть стала обыденностью. Люди замерзали в сугробах, погибали от бомбежек, умирали от бессилия, падая по дороге за хлебом. Мучились несварением желудка от несъедобной пищи, задыхались от дыма, пытаясь согреться, сходили с ума от голода. В мае 1942-го Бася, мама Ады, скончалась в больнице от сердечного приступа. Ей было всего 42. Дочерям даже не сообщили, где она похоронена. "Где-то в братской могиле, вместе с другими...".

Девочки остались одни – без родственников, без друзей, без помощи. "Тогда же никто ни с кем не общался, как сейчас. Связи не было. Каждый пытался выжить по-своему. Да и умерли многие. Никого не осталось".

Наступило лето, но оно не принесло спасения от голода. Сестры выходили в поле, падали в траву. Жевали сладкий клевер и собирали одуванчики. Кто-то сказал, что из них можно варить суп. Но запах этого супа был отвратительный, а вкус еще хуже. От него сводило живот и тошнило.

"Животных всех съели. Я знаю, кто это делал. С виду интеллигентные люди, никогда на них нельзя было подумать такое. Но голод делает из людей зверей. Голод – это ужасное чувство, не дай Бог никому его испытать. От голода невозможно никуда деться, даже спать не получается – он разрывает изнутри, не дает забыть о себе ни на секунду. Другой раз, сквозь дрему, я думала: "Пусть бы бомба упала, и все. Чем так жить..." Сил не оставалось уже ни на что.

Однажды в соседний дом действительно попала бомба. Сквозь разрушенные стены обнажилась чья-то погасшая жизнь: пустая детская кроватка, обрывки штор, качающийся на ветру абажур.  

Только в сентябре 42-го Аду и Аню отправили в эвакуацию в Башкирию. "Сосед по дому буквально заставил нас сесть в машину. Он понимал, что в Ленинграде мы погибнем, а никого из взрослых больше не осталось. Мы взяли с собой вещи, но их выбросили – не было места. В итоге у нас не осталось ничего – ни одежды, ни денег. Мы так и поехали – в летних платьях, в которые были одеты. Слава Богу, еще не наступили холода, и мы не успели замерзнуть. Сначала добрались до Ладожского озера. Потом водным путем добрались до места, откуда отправлялись поезда. До Башкирии ехали в товарных вагонах несколько дней".

Их поселили в маленький пустующий домик. Там, в башкирском городке Тоймаза впервые за многие месяцы они увидели настоящий хлеб, который лежал на столе, дожидаясь их. Круглый, теплый, пахучий. Они ели, ели, и не могли наесться. Местные жители, почти не говорившие по-русски, каждый день приносили хлеб и молоко. Так, постепенно, Ада и Аня восстанавливались после голода.

Потом, ближе к окончанию войны, их отправили в Ленинградскую область, где они тяжело трудились на торфяных разработках. И только в 44-м разрешили вернуться в Ленинград. Квартира их уже была занята другими людьми. Им пришлось отвоевывать свое жилье, восстанавливать документы, начинать строить взрослую жизнь на развалинах старой. Но это была уже другая, послевоенная история.

Всего в осажденном Ленинграде погибло почти семьсот тысяч человек. Сегодня – годовщина снятия блокады.

Комментарии

комментарии

популярное за неделю

последние новости

x