"Еврейх" (часть 1)
"Еврейх" (часть 2)
"Еврейх" (часть 3)
Лирическое приложение к предыдущей части
* * *
К. вглядывался в высь. Там, между кокетливых марципановых башенок, между зубчиков стен светлячками роились огоньки. Из распахнутых окон доносилось что-то маршевое. Здесь будто все ожидало прибытия высокого гостя.
* * *
Первое приближение к замку состоялось на улице Мосфильмовской, в уже знакомом читателю посольском особняке.
- За визой налево! Немецкие граждане направо! На собеседование - за угол прямо! - кубическая фройляйн обладала сноровкой регулировщика, - проходим, проходим! Мужчина (это к К.), не задерживаем!
- Вы нас уже однажды поторопили, - сообщил К.
Оператор человеческих масс дала сбой и проглотила шею.
- Кантор – это кто?! - спрашивая, служащий смотрел в бумаги.
- Бах.
Золоченая оправа сверкнула.
- Например. Он был кантором в кирхе святого Фомы в Лейпциге. Работа такая.
Собеседник ощутимо потяжелел. Радиостанция "Deutsche Welt" в новостях на облегченном немецком регулярно сообщала о росте безработицы. Вложенно. Начиналось, допустим, об обществе освобождения садовых гномов. Потом о безработице. После об институте Гете. И напряженности в социальной сфере. И так далее. Любопытно, что в нормальных выпусках ничего такого не мелькало. Белоснежный манжет высунулся из черного рукава.
- А что такое "бар...э-э... мицва?! И... "бааль... э-э... крия?!"
Господин Фихте, - считал К. с бэджа, - гарантирую, что ни у одного гражданина Бэ-Эр-Дэ рабочего места я не отниму.
Золотой просверк. Пауза легла весомо. Речь шла о безопасности и процветании Фатерланда.
- Значит... М-да... Кантор...
* * *
портрет К., рис. автора
Итак, К. пригласили сюда на работу. Определившись с ночлегом и придя в себя через несколько лет, он обнаружил в паспорте штамп, удостоверяющий право на постоянное проживание. Удивившись, К. наконец выдохнул.
И вспомнил о существовании кириллицы. Которой, как заяц на снегу, наследил во множестве изданий оставленной родины. От пухлых до легкомысленных, от общественно-политических до детективных. Поначалу К. по старой памяти наладился писать по прежним адресам. Но однажды, обнаружив газетный киоск, немедленно скупил все туземные юмористические журналы.
Возле подъезда ему повстречались соседи.
Повар Колер обитал в Бельцах, инженер Гольдфайн оставался в Чернигове, а фрилансер Пеньковский пребывал в Арзамасе. Хотя окружающие и считали их жителями Нюрнберга. Обнаружив в почтовом ящике письмо на немецком, все они впадали в каталепсию. А вражескую азбуку потребляли лишь в виде рекламных буклетов. Прошлое и будущее разнилось для них только ценами. Соседство же с К. обогащало их причастностью к высшим ценностям.
Как-то, прогуливаясь в парке, К. наткнулся на Колера с женой.
- Старик, я прочел, - сообщил повар, - на московском портале. Как его... Ну, впечатлил, в общем. У тебя очень яркие описания природы".
- А образ прораба?! - ревниво спросил К., - это же вокруг него все вертится!
Повар смутился и вместе с фрау растворился в зелени. Еще бы! В "Столичном вестнике" опубликовали эссе К. о Кафке. А на прошлой неделе Гольдфайн придержал К. в магазине.
- Пробежал твою статью на "Российском глобусе", - покровительственно сказал он. Очень даже очень.
Объяснять ему, что это сонеты, К. не стал.
Заметив соседей, К. попытался незаметно запихнуть журналы в рукав. Но было поздно.
- Ты что, это читаешь?! - с ужасом вопросил Колер.
- Кончай прикалываться! - потребовал Гольдфайн.
Лица их пылали, словно они уличили К. в адюльтере. Лишь Пеньковский мирно бултыхался в соцсетях.
- На кой ляд мне их читать?! - сказал К. почти извиняясь, - просто маньяку нужно знать своих потенциальных жертв в лицо.
Он не слишком кривил душой. К немецкой читательской аудитории К. относился как к загробному миру. Существование допускал. Хотя непосредственных контактов не имел. И поразмыслив, решил использовать в качестве Харона юмор. Поскольку начинать конвертацию с антиутопии на семьсот двадцать три страницы явно опрометчиво. А вот юморески, фельетоны и скетчи нужны всем и всегда.
Это он окончательно понял, запустив рассказиком в "Русскую Баварию" и немедленно получив в ответ: ваш "Вундеркинд" в редакционном портфеле. Мы дадим его после материалов авторов, уже ждущих публикации". К. стал регулярно покупать "РБ". В первом же номере стиль и сюжет текста, располагавшегося между кроссвордом и рецептом от мигрени, его озадачил. К. заглянул в конец и обнаружил, что это фельетон Власа Дорошевича. Как вскорости выяснилось, далее в очереди толклись Войнович, Гашек и Тэффи. К. же блистательно отсутствовал. Очевидно, редакция ожидала его биологического перехода в иное качество – для придания публикации большей весомости. Но в конце концов, очевидно потеряв терпение, К. обнародовали.
В ответ на рассылку в глянец К. не получил ровным счетом ничего. Тогда он начал обзвон. В редакции журнала "Айсберг"откликнулся автоответчик, под мерный храп предложивший сообщить свой адрес, этаж, вес и размер обуви. Тут за кадром раздалось сдерживаемое хихиканье. Механический голос всхрюкнул и пропал. В таблоиде "Тутти-фрутти" долго перебирали почту. И наконец, предложили прислать материал заново.
- Я уже посылал. Три раза, - сказал К.
- Зачем?! - неожиданно спросили на том конце провода.
- Хотелось бы вердикт. Любой. Хотя бы, как подтверждение того, что я существую.
- Для вас это так важно? - удивился собеседник.
- Чрезвычайно.
- Что ж... Ваш текст нам не подходит.
- Но почему вы так уверены?! Вы же его в глаза не видели!
- А мне и не нужно. Если материал ниже нашего плинтуса, зачем он нам?! Если такой же, как все остальное, этого добра нам и от постоянных авторов хватает. Ну, а если вдруг что-то позитивно выделяется из потока, шефа это сильно бесит. Сам-то он давно уже не фертилен.
Вскоре, заглянув в очередной раз в электронное дупло, К. обнаружил два послания. Первым было уведомление о том, что его рассказ получен редакцией журнала "Гольденшпиг". Во втором К. сообщали, что рассказ этот недостаточно убедителен. Отрабатывая потусторонний контакт, он продолжил спиритический сеанс, выслав свежую юмореску. На следующий день до К. снова дошли два письма, абсолютно идентичных предыдущим. Он догадался, что все его посылки ждет та же участь. Ни энтузиастом, ни знатоком компьютерных дел К. не был. Но посредством Пеньковского обзавелся новым мэйлом, назвался Робертом Делоне и пульнул в гольденшпигов следующим залпом. Итог оказался прежним. Равно, как и для академика Моргенкрота, рэпера ZW123 и Беаты Шерман.
Поразмыслив, он выслал в аттаче инструкцию к стиральной машине. На китайском. На результат это не повлияло. И тут К. случайно взглянул в колонку справа. Письмо было получено редакцией в 11.14. А ответ отправлен ровно через минуту. Вскоре открылось, что и с остальными письмами дело обстояло так же.
Вслед за этим практически одновременно пришли отказы из трех журналов, куда К. послал лимерик. В первом письме оповещали, что размер шрифта в присланном тексте категорически не соответствует их стандартам. Во втором – что формат файла не отвечает требованиям издания к представляемым рукописям. В третьем мрачно констатировали, что номер страницы выставлен наверху, в то время, как ему безусловно, надлежит находится снизу.
К. ощутил сверкание золотой оправы.
Он вспомнил о "Deutsche Welt". Поднаторев с "Гольденшпигом", К. начал с чистого листа. Который и присовокупил. Тут все было обставлено солиднее. "Мы перенаправили ваш запрос в соответствующий отдел. Если заинтересует, с вами свяжутся".
Другому на выход из пике хватило бы пяти минут, необходимых, чтобы добраться до ближайшей гастштетты или кантины. Увы, у К. бутылка коньяка пустела за полгода.
И он позвонил знакомому медиаменеджеру. Поскольку русский, немецкий и словацкий немецкий довольно схожи, они отлично понимали друг друга. Трубку сняли сразу.
- Тебе что говорили, кисуля?! - раздался голос Драшко. – Ты – малолетний инвалид-трансгендер из семьи алкоголиков. Единственная мечта, выиграть сто тысяч в телевизионном конкурсе зрительских писем. Да вижу, вижу! Только, голуба, не обязательно на бланке отеля "Шератон" авторучкой "Паркер". То-то! И заруби на носу – не менее двух ошибок в безударных в каждом слове, кроме "я" и "поц"! Извини, другая линия.
Чтобы разобраться с К., ему хватило минуты.
- Можешь присобачить к этому самый отстойный из твоих текстов, - завершил Драшко.
К. это показалось обидным. Но из интереса он послал в "Гольденшпиг" вместе с рецептом Драшко все тот же лимерик. Через пару дней из его физического почтового ящика торчал яркий конверт.
"Дорогой Хесус Исмаил Кацман! Во-первых, извините великодушно за возможную ошибку. Мы не поняли, что из этого имя, а что фамилия, поэтому расположили произвольно.
Во вторых, должны сознаться, Ваша удивительная судьба потрясла нас до глубины души. История младенца, кочевавшего в горах Эстонии вместе со стадом одичавших топинамбуров, подобранного и прирученного престарелой лесбийской парой... Все это исторгло поголовные рыдания из редакции, включая бухгалтерию, отдел рекламы и заглянувшего к нам налогового инспектора. За что конечно, отдельное спасибо. Разумеется, Ваш искрящийся свежим юмором материал уже дан в номер вместе с биографией автора..."
Вышедший текст имел к К. еще меньше отношения, чем подпись под ним и прилагавшееся жизнеописание. Случившееся парадоксальным образом только усугубило ситуацию.
К. отправился в городскую библиотеку. И непреклонно составил перечень новых адресатов. Когда он, возвращая справочник на место, подвинул черный том с золотыми буквами "Фридрих Шницель", с полки слетел маленький пожелтевший листок. К. подобрал его с пола. Три строчки фрактурного шрифта сопровождались изображением звезды Соломона, пронзенной неведомым знаком. С трудом продираясь сквозь заросли лигатур, К. прочел:
Заклинание преодоления.
"Кессель-штрумпфен-ахтендеке". И три раза повтори могущественное имя: "Рэфуэль. Рэфуэль. Рэфуэль".
Вернувшись домой, К. некоторое время вглядывался в текст на листке, а затем позвонил в "Айсберг".
- Набранного вами номера не существует, - сообщили с того конца провода. - Попробуйте воткнуть телефонную розетку в другое место. Например...
- Кессель-штрумпфен-ахтендеке, - выкрикнул К., - Рэфуэль! Рэфуэль! Рэфуэль!
Наступила тишина. Потом в трубке раздался истошный вопль. Связь прервалась. К. отыскал выписанный сегодня телефон журнала "Кактус", который, как оказалось, находился по соседству. Едва трубку сняли, К. ударил фрактурным залпом. Послышался глухой стук. Судя по всему, трубка ударилась об пол. Через минуту на улице завыла неотложка. К. подошел к окну. Из подъезда напротив санитары выводили одетого в смирительную рубашку брыкающегося человека.
К. почувствовал, как его подхватывает неведомая стихия. Он обзвонил все номера в списке. Над городом повис вой сирен. Закончив, К. рухнул в кресло. Его неудержимо несло куда-то. Осознавая, что стал частью какого-то огромного вихря, он решил преодолеть фатум. А для начала убежать отовсюду и поразмыслить. Он отыскал в туристическом справочнике отель близь Швабаха, устроенный в средневековом замке. И заказал такси.
* * *
Почувствовав, что замерзает, К. двинулся к пристрою, где, как гласила вывеска, располагался рецепшн. Внутри никого не оказалось. В ожидании портье он принялся перелистывать тяжеленную гостевую книгу. До середины она была утрамбована готическими письменами. Единственным, что разобрал К. было: славно поохотился в здешних местах! Второй заместитель господина смотрителя городских фасадов Швабаха Отто Хауптбанхоф".
Дверь сзади скрипнула. Здешний Фихте, в отличие от московского, был облачен в серый костюм, а очки носил в роговой оправе. Очевидно, он был ниже чином.
- Господин?...
- Хесус Ис..., - К. вовремя осекся и протянул аусвайс.
Собеседник раскрыл документ и печально глянул на К.:
- Вы опоздали на двенадцать с половиной минут, - и положил паспорт на стойку. - Увы, непосредственно в замке мест уже нет. Могу предложить номер в гостевом домике. Перерасчет будет произведен в соответствии с прейскурантом.
К. почувствовал, как шквал подхватывает его.
- Кессель-штрумпфен-ахтендеке! - мстительно выкрикнул он, - Рэфуэль! Рэфуэль! Рэфуэль!
Портье передернуло, он рухнул на стойку. К. повернулся и решительно зашагал к выходу.
В городе было заметно теплее. Над скамейкой возле подъезда парил подсвеченный телефоном лик Пенька. Он очумело посмотрел на К.:
- Слушай, а ты как насчет "Инстаграма"?!
После секундной паузы К. осел рядом с ним.
- Наливай!
И тут он почувствовал знакомый порыв. К. подавил его. Но губы сами собой вылепили огненные буквы.
Ничего не случилось. Пеньковский все так же парил над скамьей. Вокруг головы его плясали огни светлячков.
- Где-то я это уже видел, - вспомнил К. - Удивительно, какие у него синие глаза. Как прожектора. Никогда не замечал. Да я ведь и имени его не знаю.
- Простите, - спросил К., - а как вас зовут?
Пеньковский приземлился на скамейку. Телефон его как-то сам собой исчез. Он уронил на собеседника лазурный взор и мягко улыбнулся:
- Рэфуэль.
комментарии