Это внутренняя дискуссия религиозных сионистов, так называемых "вязаных кип".
В русскоязычных соцсетях в последние дни разгорелось обсуждение конференции в Кнессете, посвященной "девственности до брака". На самом деле эта история куда специфичнее, чем кажется. Это не "харедимная повестка" и точно не израильская версия Мизулиной.
Это внутренняя дискуссия религиозных сионистов, так называемых "вязаных кип", которые сегодня переживают непростой конфликт между традицией и модернизацией.
Узкий сегмент их внутренней дискуссии, связанный с рядом социальных и демографических вызовов: социальные лифты, мобильность молодежи, поздние браки, приобретение высшего образования и связанной с этим широкой интеграцией во все сферы израильской жизни, включая естественные контакты с разными представлениями о "правильном" среди израильтян.
Но русскоязычная аудитория отреагировала иначе: увидела не отражение внутренней дискуссии общины религиозных сионистов, а знакомый российский архетип: морализаторство, попытку контролировать интимность, "воспитание" населения. Российский политический опыт автоматически наложился на израильский сюжет.
И именно поэтому за пределами русскоязычной дискуссии осталась история куда более важная для понимания религиозного Израиля. История, которая происходила вовсе не в секторе "вязаных кип", а в самом сердце "литовского" ультраортодоксального мира, в Поневежской иешиве, одном из его ключевых центров.
Здесь стоит сделать личную ремарку: мне самому довелось учиться в этой иешиве почти случайно, после переезда из Иерусалима в Тель-Авив в самом начале 90-х. Попасть туда человеку с нерелигиозным прошлым всегда была задача не из легких: Поневеж принимает таких учеников без особого энтузиазма. Но судьба распорядилась иначе.
Это, конечно, отдельная история и скорее материал для будущих мемуаров, если жизнь и "небеса" когда-нибудь позволят их написать.
Но именно поэтому здесь говорит не сторонний наблюдатель, а человек, который жил внутри Поневежа, чувствовал его атмосферу и знает, какой вес эта иешива имеет в религиозном мире.
Поневеж, основанный рабби Йосефом Шломо Канэманом, долгие годы управлялся двумя гигантами литовской традиции: рабби Эльяши́вом Шахом и рабби Гершоном Эдельштейном. С течением времени в управление вошли новые фигуры, и к началу 2000-х в иешиве накопились глубокие личные, финансовые и идеологические разногласия.
После смерти рабби Шаха они вспыхнули с новой силой. Внутри иешивы образовались две враждующие группировки: "Сойним" ("враги"), связанные с линией рабби Эдельштейна, и "Мехаблим" ("вредители"), опиравшиеся на других администраторов. Обе группы получили назван в качестве взаимных язвительных ярлыков. Это многое говорит об уровне накала.
Конфликт был далеко не риторическим: эпизоды насилия, параллельные молитвы, разделённые бюджеты, попытки фактически создать две иешивы внутри одной. Десятилетиями ни один раввинский суд не мог вынести решения, которое обе стороны сочли бы обязательным.
И тогда наступила точка невозврата и прецедент, потрясший даже тех, кто привык к израильским парадоксам.
Обстоятельства вынудили обе стороны обратиться к арбитражу под руководством судьи в отставке Давида Хешина. Его вердикт стал по-настоящему беспрецедентным: решение было вынесено не по Галахе, а в соответствии с израильской юридической практикой арбитражного производства.
В ситуации, когда раввинские суды годами не могли прийти к общему знаменателю, именно светская арбитражная процедура еврейского государства оказалась тем механизмом, который позволил завершить этот гигантский религиозно-институциональный конфликт.
И в этом главная ирония и главный нерв всей истории. Мир, который публично отвергает легитимность законов Государства Израиль, в критический момент обнаружил, что без этих законов не хватает инструментов даже для урегулирования собственных внутренних споров.
Да, в диаспоре еврейские общины иногда обращались к внешним властям, когда внутренних механизмов становилось недостаточно. Но в современном Израиле этот шаг приобретает особое значение: речь идет о секторе, который декларирует максимальную автономию, но в реальности оказывается глубоко зависимым от государственности именно потому, что она обеспечивает структуру для существования сложных общинных систем.
И потому особенно показательно, что русскоязычная публика обсуждает секторальную конференцию религиозных сионистов, видя в ней тени российской политической памяти и одновременно почти не замечает истории, которая действительно показывает, как функционирует религиозный Израиль.
Истории о том, что при всей риторике самоизоляции, при всей декларации автономии, даже самые закрытые ультраортодоксальные структуры могут жить и решать свои конфликты только внутри правового поля еврейского государства.
Автор: д-р Хаим Бен Яаков,
генеральный директор Евро-Азиатского еврейского конгресса (ЕАЕК)
комментарии