Июнь 2000-го выдался особенно знойным.
- Надоело мне здесь, - сказал Леша, угощая меня холодным лимонадом. - Жара невыносимая, работа с утра до позднего вечера, зарплата небольшая, набираю на жизнь только за счет переработок, хотя местные за точно такую же получают ровно в два раза больше. Машканта давит, машину пора давно менять. Посмотри на местных, обезьяны обезьянами, орут, кричат, моя жена спокойно по улице пройти не может, как только видят блондинку - сигналят из каждой машины и неважно, что она с детьми. Просто животные какие-то. Милуим задолбал, два раза в год - садись за баранку и на территорию. А там, как ты знаешь, палестинцы постреливают. В основном на свадьбах - в воздух, но могут пальнуть и по солдатам. В меня, слава хашмалю (электричеству), не стреляли, но никто не застрахован. Ты это не хуже меня знаешь. А посмотри, какая здесь грязь, сколько мусора везде. Душно здесь. Больше не могу.
Алексей 20 лет назад был моим практически единственным другом в Израиле. Он был умным, талантливым, ему удавалось всё, за что брался: от слесарных работ до компьютерного программирования. Впрочем, что значит был, надеюсь, он и сейчас жив-здоров-благополучен. Только теперь его зовут не Лёша, а Алекс и проживает он не в Кирьят-Бялике с соседями, выходцами из Эфиопии, которых он называл дикарями, а в Алабаме.
Нет, расистом Леша не был, тогда не был. Он восторгался красотой и грацией эфиопских девушек, уважал мудрых чернокожих стариков, носящих костюмы и шляпы, так как только по одному их слову умолкали галдящие дети. Такая дисциплина даже нашим относительно послушным ребятишкам и не снилась.
Мне было понятно, что Лёша просто накручивает себя, чтобы решиться на еще одну эмиграцию. Америке нужны были хоть и начинающие, но программисты, работу в США он нашел еще будучи в Израиле. Вот только одно не давало ему покоя: больной отец. Несколько лет назад тот перенес онкологическую операцию, химию из-за преклонного возраста решили не делать.
Он в свое время был ведущим инженером на "Харьковском тракторном заводе", который кроме тракторов выпускал танки и прочую военную технику.
Семён Маркович - знаменитый фронтовик, орденоносец, на войне он, механик от Бога, под огнем чинил вышедшие из строя танки. Его истории - уникальные, которым следует посвятить особый рассказ.
За несколько дней до его кончины я навестил его.
"Обидно только одно: ученые пока еще не придумали способ переносить мысли. В моей голове так много знаний, а вот передать их некому. Я прожил долгую жизнь, выжил там, где другие погибали. Интересно, есть за той чертой что-нибудь или выключат свет и все?"
"Думаю, что-то есть", - отвечал я, кстати, совершенно искренне. До сих пор так думаю, и не потому что вера в "загробную жизнь" снижает страх смерти, а потому что "так вижу" ))).
Однако вернемся к моему другу, который только через несколько лет приехал из Америки забрать маму, побывать на могиле отца и продать квартиру.
Мы встретились, крепко пожали друг другу руки.
- Отлично выглядишь! - сказал Алекс. От харьковского парня странный комплимент, но я решил подыграть.
- Ты спортом занялся? Здорово похудел.
- Стал бегать по утрам, сидячая работа по 12, а то и по 14 часов. Разжирел очень на американском фастфуде. В Израиле здоровая пища гораздо дешевле.
Дом купили, большой, двухэтажный, еще дешевле, чем наша четырехкомнатная квартира.
- Классный! - сказал я, рассматривая фотографии действительно большого дома с участком, огороженным аккуратным, не слишком высоким забором с железной калиткой.
- Классный, но только чисто внешне. Дом чуть ли не из картона, чтобы привесить полку, нужно искать металлоискателем рейку в стене. Если стрельнут, пуля прошьёт насквозь все пять комнат.
- Кто стрельнет? - переспросил я.
- Как кто? Залетные ни...ы.
Сказал запрещенное в США слово и огляделся: "афроамериканцы" - поправил себя на всякий случай. Хотя в Израиле за это слово, ставшее почему-то нарицательным, к судебной ответственности не призывают. Наверно, потому что у нас нет "ни..ров", а есть просто люди с черной кожей, которые, также как и люди с белой кожей, умеют любить и ненавидеть и не имеют хвостов, рогов и копыт.
- Кто такие залетные?
- Да просто упоротые в хлам долбанные ни... афроамериканцы. Полные отморозки. Они могут даже открыть огонь по полицейским, просто так, без причины. Их, конечно, найдут. Если сами полицейские не в состоянии, пошлют охотника за головами. Он зайдет в их квартал и кончит ублюдков.
- И дорого стоит голова "ублюдка"?
- Десять тысяч, неплохие бабки. Прикинь, я подружился с алабамскими реднеками. В принципе, не слишком отличаются от харьковского жлобья, но парни отличные. Мы бьем по мишеням, ходим на оленей, в сезон естественно. Научил их стрелять из "Калаша". Эти придурки привыкли к своим дробовикам. Мощная вещь, но точность минимальная, стреляют даже не целясь.
- А зачем тебе "Калаш"? Насколько я помню, ты оружие не очень любил.
- Без оружия у нас никак. Под кроватью у меня автомат, под подушкой пистолет. Черные могут заявиться в любой момент, наши дома чуть в отдалении друг от друга.
- А кроме чернокожих у вас нет преступников?
- Мексы тоже шалят, но 98 процентов черные. Читаешь новости: убийства, насилие, грабежи, смотришь на фото этих гадов и чувствуешь, что очень хочется записаться в местные фашисты. У них в Алабаме штаб-квартира, портрет Муссолини висит и вроде даже Гитлера.
- Фашисты и нацисты в США не под запретом? - удивился я.
- Нет. Они мирные, приветливые, симпатичные.
- Ты сказал им, что еврей?
- Нет, я просто на экскурсию сходил. Но к Израилю они отлично относятся.
- Это не делает нам чести, - усмехнулся я.
- Белые должны держаться вместе. Иначе черные нас просто вырежут. Впрочем, что я тебе рассказываю, ты же знаешь арабов.
- Арабы разные...
- Зато палестинцы одинаковые, - хохотнул Леша. - Ну, мне пора.
- Спасибо, что навестил.
- Ну как иначе, мы ж друзья...
Я улыбнулся, закрыл за своим другом дверь. Помню, что мне захотелось курить, хоть это и противоречит здоровому, американскому образу жизни. Но я ведь в Израиле, в Америку не собираюсь, могу позволить себе быть не модным и даже забить на утренние пробежки.
Источник: Fаcebook
комментарии